Масленица

PG, приквелл - Эй, Прошка, не гони так! Конюх натянул поводья, пуская лошадей шагом. Молодой корнет Корф выглянул из окошка кареты и усмехнулся: у пригорка деревенские устроили катание на санках. Да и не мудрено – весь честной люд празднует Масленицу. Варвара дома небось напекла сладких блинов, отец мирно потягивает бренди в любимом кресле или слушает музицирование своей ненаглядной пигалицы. Воспоминания об отцовской воспитаннице застали юношу врасплох и уже привычно обдали жаром, заставляя рвануть тугой форменный воротничок и прикрикнуть конюху: - Ну-ка, останови! Карета ворчливо скрипнула, словно споря с заливистым смехом, донесшимся со стороны горки. Снежный наст хрустнул под ногой в память о ночном морозце, и корнет не выдержал. - Стой тут, и ни с места! Я скоро!!! Последнее слово криком пронеслось над леском, и Прохор только покачал головой вослед молодому барину: ну чисто юнец, даром что к лету отправляют воевать. Кто ж там за ним, сердешным, присмотрит? Меж тем Корф уже добежал до пригорка, где, гогоча и присвистывая, резвились деревенские парни, а им вторил разноголосыми колокольчиками веселый девичий смех. Прильнувшие друг к другу парочки неслись по крутому склону вниз, розовощекие девки визжали и охали, если сани, не удержавшись, скатывались в сторону и переворачивались, поднимая облачко снежной пыли. - Санки мне, живо! – скомандовал юноша, когда Никитка, рослый паренек, помощник конюха, заприметил его и поклонился в пояс. Ох, как же самому хочется скатиться на всей скорости с горы, да так, чтобы ветер в ушах до свисту! - Барин, а барин, одному-то кататься не положено! Это Полька, разрумянившаяся на морозе, подмигивает лукаво, будто так и просится сесть на барское колено. И рад бы усадить перед собою красавицу, да вдруг сердце кольнуло подзабытой за прошедшие несколько месяцев болью. Анна... Она тоже здесь – улыбается смущенно сыну кузнеца, прячет синий взгляд в пушистых варежках и в этой шубке, отороченной белым мехом, даже в свои пятнадцать выглядит краше спелой летней ягодки. Корнет широким шагом направился прямиком к парочке, почти грубо схватил девушку за руку: - Анна, пойдем! - Куда? – недоуменно, жалобно – ему показалось: аж слезинки на ресницах сверкнули. Резко остановившись, развернулся и теперь возвышался над хрупкою малышкой. - С чего это вздумала хохотать над мужицкими шутками? - Я не хохотала… - Анна сдержанно потупилась, чем еще сильнее разозлила барчука, прочимого в названные братья: - Смеешь мне перечить? Наверняка, без ведома отца сюда сбежала? На милом личике мелькнуло тенью упрямство: - Дядюшка… Иван Иванович позволил! – и чуть мягче. – Масленица ведь, Владимир… Масленица… И то верно! Но брови юноши уже сошлись недовольно на переносице: - И что же? Хочешь прокатиться? – взглянул в смятенные синие глаза и, не дожидаясь ответа, выпалил. – Я тоже хочу! Айда! Потянул ее за собою, второй рукой волоча добротные дубовые санки. Без ее же разрешения усадил Анну к себе на колени, оттолкнулся от кочки, выступившей из-под снега, - и был таков! Всё происходило, как ему и мечталось: ветер свистел-присвистывал в ушах, мелкий снежок застил взор, мороз на такой скорости казался раз в десять крепче, так и норовил покусать нос и щеки. Испуганная Анна прижалась спинкой к его груди, вцепилась маленькими ручками в теплых пушистых варежках в его ладони и сумела выдохнуть лишь, когда санки, постепенно замедляя ход, все же остановились у старой искореженной березы. Видимо, он слишком сильно оттолкнулся на вершине пригорка – нынче гуляющая молодежь осталась далеко позади, а их санки вынесло на пустынную заснеженную полянку. Молодой корнет ухмыльнулся, расслабляя объятья. - Ну что? Понравилось? Юная красавица несмело кивнула в ответ и уже почти улыбнулась, когда его руки вдруг снова цепкими обручами обхватили – не вырваться. - Погоди! – дыхание младшего барина обожгло щеку. – Разве забыла? Ты должна мне поцелуй! - К-какой поцелуй? – в широко распахнутых глазах ее легко читался испуг. Корф понял: ей известно о старинном народном обычае, велящем девушке поцеловать парня, если спуск с горки на санках был удачен. Расплывшись в довольной улыбке, он промурлыкал: - Тот самый, Анна, тот самый… - ловко обвив тонкий стан, молодой офицер подмигнул и прошептал: - Я жду!.. Ну же… Девушка мотнула головой. Раз, второй – но только разве этот несносный мучитель угомонится? Зажмурилась крепко-крепко, хотела чмокнуть ему в прихваченную морозцем щеку, и тут корнет чуть повернулся. Случайно так вышло, али специально, не было времени размышлять. Он повернулся – и поцелуй пришелся в губы. Одно мгновение коротко, точно полет оборвавшейся звезды, зато сладкое, словно мед в час жаркого Петрова поста. Одно мгновение до того, как Анна, наконец, пришла в себя и, быстро поднявшись, не знала, куда глаза девать от смущения. Молодой человек тоже не был в силах вымолвить хоть что-то. Они еще долго стояли бы, не зная, что делать дальше, но зычный голос Прохора вмешался в молчаливый диалог сердец: - Владимир Иваныч, едемте! Батюшка Ваш уже, поди, заждались! Ничего не объясняя, корнет рванул с места и уже по дороге обругал себя трусом. Ничего не понимающая юная красавица осталась и долго еще смотрела ему вслед…