Прах к праху

Рейтинг: PG Герои: Анна, Владимир Время и место: без изменений Сюжет: небольшая альтернатива после разрыва помолвки Весенний ветер, вопреки ожиданиям промозглый, резкий и слишком сильный, бил по лицу, остужая, подхватывая и унося на своих крыльях горячие слезы. А они всё бежали и бежали по бледным щекам, не слушаясь тихих увещеваний маленькой белокурой девушки в открытой коляске: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё должно быть хорошо…» Хмурое небо висло над головой, полное ожиданием близкого дождя. Как же холоден дождь в начале весны, как медленно падают на землю мутные капли, какой безысходностью веет от них, какой печалью!.. Девушка привстала, опершись рукой о поручень, и коснулась плеча старика, споро управляющего лошадью: - Нельзя ли… побыстрее? - Да куда уж быстрей-то, барышня? И так лошадка притомилась, как бы не загнать сердешную… Красавица вздрогнула, но не отступила: - Прошу тебя, миленький, побыстрее… Я… я приплачу!.... – с этими словами она сняла перчатку, стянула с тонкого пальчика дорогое кольцо и дрожащей рукой протянула его: - Держи, только подгони свою лошадь. Пожалуйста… - ее голос, чистый и нежный, как шепот молодой листвы, согретой ласковым майским солнышком, был полон отчаянья, которое девушка старательно прятала, и всё же оно горьким привкусом застывало на губах. Осмотрев драгоценность, ямщик кивнул и прикрикнул на животное: -А ну пошла, старая! Свист кнута смешался с порывом ветра и приглушенным бормотанием старика: «Так бы и сразу… А то – гони, гони, а ради чего гнать-то?» Девушка снова устроилась на сидении, потуже завернулась в накидку и чуть слышно прошептала: «Я еду, Володя, я уже совсем рядом…» В очередной раз пугающей волной накрыло воспоминание…Совсем недавно, казалось, гордо оставив на столе обручальное кольцо, Анна бросила барона Корфа, того, кто много лет был ее беспощадным мучителем, того, кто совсем скоро должен был стать ее мужем, того, кому навеки отдано в безраздельное владение ее маленькое влюбленное сердечко. Она уехала – и твердо решила: не вернется. Нынче она – не крепостная, безвольно выполняющая волю господ. Она теперь вольна делать собственный выбор, и если сочла нужным отказаться от любви, то непременно сделает это. И не пожалеет. Ни единого мига! …Как же больно сделать вздох, когда холодный воздух обжигает горло, его ледяные пальцы прикасаются к душе и она тоже леденеет, словно и не весна на улице, а зимняя стужа. Так же больно, невыносимо, непоправимо признавать свои ошибки. А Анна… она слишком быстро поняла, что ошиблась. Грозной тенью навис рок, тяжелым грузом пришло понимание того, как сильна, незыблема, безгранична была ее любовь к Владимиру. Девушка вздохнула и окинула усталым взглядом окрестности: хмурые поля сменяли друг друга, темная полоса леса, еще не покрытого первой зеленью молодой листвы, - всё это дышало не весной, а какой-то щемящей безысходностью. Велика была любовь Анны, но, увы, столь же сильна была и ее гордость. Глупая, она не раз пеняла барона в сем грехе, а в действительности оказалось, что и сама не может переступить через свою гордость, примчаться к нему, прижаться к широкой груди, моля о прощении. Точнее, не могла… До той самой ночи… В тот вечер, как всегда, пытаясь совладать с собственным сердцем, Анна приказала себе не думать – о нем. О его серых глазах, полных тоски и усталости, о его неповторимой улыбке, способной своими лучами согреть даже в самый лютый мороз, о его нежных ладонях, прикасающихся к ней бережно и трепетно, о его поцелуях – волшебных, незабываемых, сладких и мучительных одновременно. Смежив веки, девушка повыше натянула одеяло и, проваливаясь в сон, пожелала не увидеть ЕГО… Слеза маленькой капелькой упала на воротник накидки, и только влажная дорожка осталась на коже щеки, опаленная свирепым северным ветром. В тут ночь она его правда не увидела. В ту ночь ей снился могильный саван – белый, как мертвое лицо, накрывающий постель, и стол, и мягкие кресла в спальне. Завешенные зеркала, курные свечи, запах ладана и воска, с горчинкой сена, с тяжелым соленым привкусом закончившихся слез. В холодном поту девушка подхватилась, села на кровати, прижимая руки к часто бьющемуся сердцу. К чему всё это? К чему снится саван? Позабытое и ужасное, сейчас всплыло воспоминание – Варвара, охающая у печки, заламывает руки: «Бедный барин наш, Иван Иванович!!! Да как же так?.. Ой, не зря мне саван всю ночь снился – ровный-ровный, белый, будто снег лежит…» - Господи… - прошептала Анна в темноту ночи. – Господи и Пресвятая Богородица! Сохраните его, спасите и сохраните!!! Уже утром, покинув Зимний ни свет ни заря, она отбыла в поместье, гонимая не оставляющим ни на миг, мрачным и жутким предчувствием беды. Вбежав в дом, который она с детских лет считала родным, Анна бросилась в библиотеку. Пусто… Тихо… Одиноко… - Владимир… - сорвался с губ приглушенный шепот. – Владимир, где… Вы? Последнее слово получилось совсем уж вымученным, но девушка с тоской понимала, что, возможно, уже не имеет права, ласково прижав к своему сердцу его широкую ладонь, тихо прошептать ему «ты…», впервые позвать его «Володя…», в который раз уверить его: «Люблю тебя…». - Явилась все-таки? – несмешливо пропел за спиной знакомый голос. Анна медленно развернулась, пряча на самое дно своей души все чувства и горести, все страхи и боль. - Здравствуй, Полина… Горничная смерила гостью презрительным взглядом: - Что же, снова из Петербурга к барину прибежала? – поправив роскошную косу, она усмехнулась. – Опоздала ты, нет барина! Раньше приезжать следовало! Сердце остановилось в тот же миг, темная волна накатила, застилая взгляд, комната закружилась, уносясь куда-то вдаль. Стиснув пальцы в кулак, Анна сглотнула и дрожащим голосом произнесла: - Где… он? – и вдруг губы, не слушаясь хозяйки, буквально прокричали испуганной Полине. – ГДЕ ОН??? - Совсем уж из ума выжила? – крепостная отступила, боязливо поглядывая на свою извечную ненавистную соперницу. – Уехал барин, забыл тебя да и укатил на воды, поправить здоровье. В глазах Полины заплясали смешливые искорки, тон сразу стал мечтательным и слащавым: - Вот вернется Владимир Иванович с молодой женой – праздник устроит не хуже, чем у вас в Петербурге! - Уехал… - запоздалым эхом сорвалось вместе с облегченным вздохом. Какая разница, куда и зачем, надолго ли, с кем и когда вернется?! Главное, он жив, и тот кошмар – просто игра болезненного воображения, измученного разлукой! Она сама отказалась от него – и теперь вынуждена принять простую истину: Владимир, возможно, и не забудет своей долгой мучительной любви к бывшей крепостной, но он не простит ее предательства. Никогда… Со временем боль притупится, он научится жить без нее, женится и станет счастлив… Жив и счастлив. О большем примчавшаяся нынче в поместье Анна не смела и мечтать. Проводив взглядом недоумевающую Полину, девушка сняла теплую накидку и небрежно бросила на диван. Не хотелось ничего – лишь раствориться в весеннем холодном ветре и навсегда исчезнуть. Но коль уж она приехала сюда, то можно хотя бы с Варварой повидаться… Варя… Воспоминание о доброй женщине, заменившей мать, было теплым, как печка в старой кухне, и ласковым, как мягкая Варина ладонь. Тихонько приоткрыв дверь, Анна помимо воли улыбнулась: дородная кухарка по своему обыкновению хлопотала у плиты, что-то бормоча себе под нос. - Здравствуй, Варенька! – она едва ли не подбежала к доброй женщине, осознавая, как соскучилась за ней. - Аннушка! Вернулась!... Утирая слезы передником, Варвара еще долго охала и причитала, прижимала к груди свою ненаглядную девочку, пока, наконец, не решилась задать мучивший ее вопрос: - А что же тебя привело сюда, голубка? - Я… - Анна запнулась, подбирая слова, но быстро встрепенулась, синие глаза засияли – глубокие и чистые от стольких пролитых слез. – Я по тебе соскучилась… И по дому… Варвара нахмурилась: - А по нему, что же, нет? Девушка отвела взгляд, но кухарка, развернув ее за плечи, заставила посмотреть себе в глаза: - Вижу же, что к нему приехала…- она тяжело вздохнула. – Верно это… Жаль только, что поздно… - Поздно? – голос Анны задрожал от разочарования и обиды. – Откуда мне было знать, что Владимир на отдых соберется? Да я бы… вообще не приехала, если бы… - Дура ты, девка! – в сердцах крикнула Варвара, прерывая ее бессвязную речь. – На Кавказ он поехал! Воевать удумал соколик наш ясный, Владимир Иванович… Она снова всхлипнула, утирая рукой слезу, и мельком глянула на испуганно замершую у стола, бледную, как полотно, Анну: - Не велел барин никому говорить, да я не сдержалась… Ты уж прости, Аннушка… Не велел он… Господи, как тяжело дается каждый вздох, когда сердце, отказываясь стучать, замирает, когда, не смея вздрогнуть, каменеют пальцы, а ноги становятся неподъемной гранитной глыбой, и каждый шаг – адская мука, и каждый шаг – в бездну. - Давно… уехал? - Так сегодня… - Варя с надеждой взглянула на девушку. – Может, еще догнать сможешь? Я велю Григорию коляску заложить… Устало отмахнувшись, Анна прислонилась к дверному косяку: - Это уже неважно… - и медленно вышла из кухни, оставив недоуменную Варвару, мерно потрескивающий в печи огонь, бесконечно дорогие сердцу воспоминания о том, как здесь, у этой самой двери, она была счастлива, замирая в объятьях любимого, и как его губы бережно и нежно прикасались к ее тонким пальчикам. Неважно… Всё потеряло смысл, потому что он уехал… Всё потеряло смысл из-за того, куда он уехал. Снова бросил, выгнал из своей жизни, так же, как и тогда – из спальни. Не разбирая дороги, Анна шла по комнатам, по длинному пустому коридору, безвольно уронив руки, путаясь в длинных юбках. И каждый шаг отдавался болью в сердце: «Любил ли? Любил ли? Любил ли?» Если да, то неужели не понял: если его не станет, если он погибнет там, то она тоже не сможет жить. Девушка вздохнула: значит, не понял, не поверил, не простил… Она очнулась у двери библиотеки и резко дернула на себя резную золоченую ручку. Да и поделом ей! Медленно, с трудом переступая через ворох нахлынувших воспоминаний, Анна подошла к столу и присела на краешек хозяйского кресла. Потом устроилась поудобнее и прикрыла глаза – едва ощутимый, но такой близкий и родной, запах Владимира еще чувствовался здесь, это полированное дерево еще помнило тепло его рук, к этому хрустальному бокалу, на дне которого засох, как кровь, осадок вина, прикасались его губы – горячие и влажные, пьянящие гораздо сильнее, чем хмельной напиток… «Подожди… У нас найдутся дела поважнее...» - вспомнился его тихий, насмешливый голос, полный хрупкой, робкой нежности, - и в груди заныло, горло сдавили так близко дрожащие слезы. Не замечая, как они капают на гладкую поверхность стола, девушка скользнула рукой по подлокотнику кресла – мягко и ласково, как по плечу любимого. Открыла ящик и прикоснулась к запечатанному сургучом конверту: - Кому ты так и не отправил письмо, Володя?.. – почти неслышно спросила у тишины вокруг, достала бумагу и с удивлением заметила на ней выведенное уверенным почерком барона Корфа своё имя. Пока дрожащие пальцы разрывали конверт, Анна не отрывала взгляда, всматриваясь в бумагу, словно пытаясь у нее узнать, что таится за печатью с гербом Корфов, какой приговор ей, предавшей и покинувшей невесте. Но стоило свернутому тонкому листку выпасть на стол – девушка зажмурилась и замерла, в страхе от того, что может прочесть. Потом ресницы дрогнули, она приоткрыла глаза и поближе поднесла горящую в канделябре свечу – такую же одинокую, как и она сама, в вечерних сумерках, окутавших старую усадьбу. «Анечка… Любимая…» - и чернильные строчки запрыгали перед глазами, расплылись, совсем непонятные за пеленой слез. Утершись рукавом, Анна всхлипнула и снова поднесла письмо к свету. «Когда ты читаешь эти слова, меня уже нет… Но это нестрашно… Ты только помни: я жил в то немыслимо короткое мгновение, когда ты любила меня. Говорила ли, так ли было на самом деле – всё равно. Ни до того дня, когда я увидел в твоих прекрасных глазах, что прощен, ни после того, как холодным блеском камня сверкнуло в лучах весеннего солнца возвращенное тобой кольцо, - я не жил, возможно, тогда я только ожидал, что оживу…» - Володенька… - всё остальное стало неважно, то, что написано дальше, то, ради чего она уехала, гордо бросив: «Вы больше за меня не в ответе!». Осталось лишь это увиденное… нет, услышанное раньше времени признание в вечной любви, выведенное его уверенной сильной рукой. Бросив мимолетный взгляд вниз, Анна заметила небольшую приписку – совсем мелким почерком. Четыре строчки, написанные Владимиром то ли специально, то ли случайно: But yet awhile her shears be stayed For dying I would fain recline On Anna’s breast, and there belaid Where Anna’s dust might wed with mine * Прижав письмо к губам, а потом к сердцу, Анна бросилась на улицу, на ходу подхватив оставленную на диване накидку. Только бы знать, как далеко он успел уйти от нее! Только бы конь был достаточно резвым и быстрым! Только бы догнать его и вернуть – этими же строчками, этой же болью – свою любовь, СВОЮ вечную и бесконечную любовь… Черная мокрая ветка хлестнула по лицу, будто пощечина. Заслонившись, девушка с трудом удержалась в седле, но слишком сильно было желание догнать его, примчаться к барону, где бы он ни был, через все эти глупые споры, упрёки, суету, прижаться к его груди, забывая обо всём, что минуло, храня в памяти только сладость его признания, боль разлуки и немного запоздалое понимание собственного сердца. Вдруг вышколенный конь сбавил бег, а потом и вовсе остановился. Сама судьба, преградив лесную дорогу сухим деревом, противилась их встрече. И в то же время девушка отчетливо понимала: если не поскачет дальше, не остановит Владимира, то может быть, навсегда его потеряет. А она не могла! Не могла… Быстро спешившись, Анна прикоснулась к потрескавшейся темно-бурой коре. Силы враз оставили, и с болезненным стоном из глаз полились слезы, пальцы вцепились в прошлогоднюю траву, смешанную с последним инеем и холодным весенним дождем. Всё это уже было однажды: так же Анна смотрела вдаль, поскользнувшись на чуть растаявшем снегу, так же не могла унять струящиеся по щекам горькие слезы, так же прощалась со своей мечтой и надеждой. Только та мечта, разбитая на тысячи осколков Михаилом, была призрачной и туманной, ту надежду, сотни таких надежд бывшая крепостная променяла бы сейчас на одну маленькую возможность услышать бархатный голос, чуть-чуть удивленный, мягкий и такой родной, на выдохе произносящий: - Анна?! Боясь очнуться и снова оказаться в одиночестве посреди холодного вечернего леса, девушка подняла глаза. - Что с Вами, Анна? Откуда Вы здесь? – не скрывая тревоги и недоумения, Владимир спрыгнул с коня и быстро подошел к девушке. - Аня?... – он всматривался в ее испуганные глаза, пытаясь отыскать там ответы на свои вопросы и наверняка тоже до конца не веря, что это действительно она, что она рядом, что вернулась. «Поверь! – мысленно взмолилась она, боясь нарушить молчание.- Я люблю тебя! Только тебя… Поверь мне. Прости меня…» Корф упрямо тряхнул головой, наклонился и резко поднял девушку с холодной влажной земли. - Вам не стоило одной выбираться в лес вечером, что бы… - он нахмурился и на миг запнулся, подбирая слова, - что бы Вас сюда не привело… В лесной чаще быстро наступали сумерки. Всё темнее становилось под сенью дубов и сосен, последние отсветы догорающего вдали заката золотили белокурые волосы хрупкой девушки и маленькими огоньками плясали в серых зрачках стоящего рядом молодого человека. Она не сводила с него глаз. Пусть говорит всё, что угодно, пусть упрекает, недоверчиво всматриваясь в ее лицо. Слышать этот голос – уже счастье, чувствовать его близость – уже блаженство, знать о его любви – это и есть жить! С ним, для него, ради него! - Где ты был? – смахнув со щеки предательски скользнувшую с ресниц слезинку, Анна подошла вплотную к барону и сжала дрожащими пальцами лацканы его пальто. – Я испугалась… Опустив взгляд, она несмело прижалась к его груди, и в бешеном стуке его сердца послышалось радостное: «Жив! Жив! Жив!» В ответ немного растерянно Владимир прошептал: - Я... сначала поехал к Долгоруким, и долго спорил с Андреем… Мы так и не помирились… Представляешь, Натали у алтаря отказала ему! – несильно сжав дрожащие плечи, молодой человек заставил девушку поднять голову, встречая ее взгляд. - Я уехал, когда князь с княгиней вернулись из церкви, и сразу сюда к тетушке… Он умолк, и уже угадав застывшие, так и не произнесенные любимым слова, Анна грустно вздохнула: - Попрощаться? Ты ехал к Сычихе попрощаться перед отбытием на Кавказ? - Откуда..? Она не разрешила ему договорить, поднявшись на цыпочках и прикоснувшись своими влажными от слез и холодными от вечернего северного ветра губами к его губам… *** - Твой поцелуй на вкус как зима… - Анна счастливо зажмурилась, всё еще не в силах отпустить его, разжать объятья. - Зима? – Владимир прижал ее к себе еще теснее и хитро улыбнулся. – И почему же? Смех девушки, вплетаясь в тишину вечернего леса, показался ему особенно звонким и хрустальным. - Зимой я поняла, как сильно тебя люблю… - Любишь? – недоверчиво переспросил он. Возможно, Владимир еще что-то хотел сказать, да только Анна, обняв его за шею, притягивая ближе, прошептала на ухо сотни лет назад написанные строчки, а потом, встретившись с ним сияющим взглядом, уверенно произнесла: - Разве ты забыл? Вся твоя жизнь принадлежит только мне… И я никогда тебя не отпущу… КОНЕЦ _______________________________ * Когда ее в последний путь земной Оденут, к Анне я приду склониться, И пусть я сам лишь там найду покой, Где Анны прах с моим соединится. (В. Шекспир, перевод мой, весьма свободный)