«Вальс меланхолик»*

Жанр: альтернативный приквел Рейтинг: PG Герои: Анна, Владимир, ИИ, окружение Пейринг: ВА Сюжет: иногда полезно получить ранение и отправиться домой в кратковременный отпуск * прошу простить за название – оно навеяно одноименной повестью чудесной западно-украинской модернистки Ольги Кобылянской. Но, кроме заглавия, никаких сходств в сюжете или ещё где – нет. Он приехал неожиданно… В ту пору дядюшка был в уезде – решал какие-то важные дела, связанные с хозяйством, как объяснил намедни. Мне же осталось бесцельно слоняться по дому в поисках интересного времяпровождения. Однако же, как назло, ничто не радовало: рояль вместо музыки издавал непонятное ворчание, нитки в рукоделье путались, а игла немилосердно исколола пальцы. Даже добрая Варя ушла к деревенским – наведать сестру. Оттого, видимо, я, ощутив себя одинокой и совершенно ненужной, забрела в библиотеку. Здесь привык коротать бесконечные зимние вечера дядюшка. Да и я любила посидеть над захватывающей книгой, погружаясь в выдуманный мир прекрасных, благородных дам, коей мне, увы, никогда не стать, и бесстрашных рыцарей, способных на любой подвиг, на любое безрассудство ради своей возлюбленной. Встречу ли я такого? А если всё же посчастливится, посмотрит ли он в мою сторону, когда узнает об участи подневольной? В последнее время я непозволительно часто сама забывала об этом – ведь далеко был человек, постоянно, беспрестанно напоминавший мне об этом. Владимир служил на Кавказе… Отчаянно молясь Богородице, перемежая со слезами пылкие просьбы спасти и сохранить его, я ни на миг не задумывалась, что пекусь о жизни молодого хозяина. В те бессонные ночи я молилась за него – как за брата, как за друга детства и отрочества, как… Это последнее «как», мутной тенью вечера мелькнувшее за окном, мне так и не удалось додумать. Мысли все до одной испуганно замерли, насторожившись, от звуков громкого голоса: - Отец! Я… А… это ты? Широко распахнув дверь, Владимир смотрел на меня с неприкрытым презрением. Похоже, он рассчитывал найти Ивана Ивановича в привычном кресле посреди книг и хлопот, но вид неугодной крепостной не просто разочаровал – разозлил офицера. Я же, размечтавшись над открытой книгой, не услышали ни быстрых шагов, ни скрипа дверных петель. -Добрый вечер, Владимир Иванович, - торопливо поднявшись, я почтительно склонила голову. – С приездом. Он лишь недовольно фыркнул на мои слова и, не потрудившись ответить на приветствие, бросил: - Где отец? - Ваш батюшка в Двугорском. Верно, дела заставили его задержаться… - только сейчас, мимолетно взглянув в окно, я заметила, что успело склониться к западу бледное зимнее солнце, и теперь уж считанные минуты оставались до вечерней полутьмы, скрипящей от мороза, подсвеченной малиновым закатным заревом. На Владимира я не смотрела, однако, всем существом своим ощущала: он не сводит с меня глаз. И понимание этого настораживало, заставляло сердце биться сильнее, мелкой дрожью скользило по коже. Чтобы хоть немного успокоиться, я первая прервала молчание: - Вы голодны с дороги? Я велю подать ужин раньше положенного срока. Дядюшка не станет сердиться… - сказала, и тут же осеклась под колючим серым взглядом. Пришлось поправиться. – Иван… Иванович … не станет… - Да уж, распорядитесь, - сначала показалось, Владимир пропустил мимо ушей эту мою досадную оплошность. – Будьте любезны, сударыня. Я смерила молодого барона безразличным взглядом. Хотя кого уж я хотела обмануть?! Коленки стали словно чужие и подламывались при каждом шаге, дыхание сбивалось, на глаза наворачивались слезы от его ненависти и презрения. А это напускное высокомерие, безразличие к словам хозяина – всего лишь маска, способ, нехитрый, но надежный укрыться от его холодности, защититься от моего страха… Я прошла мимо Владимира с высоко поднятой головой, спустилась на кухню предупредить Варю о его приезде, и снова не сказала ей о своих переживаниях. Зачем? Это для меня у блестящего кавалергарда Владимира Корфа не найдется доброго слова. Варвару же он всегда встречает теплой улыбкой, а её любовь да преданность хозяйскому сыну не ведает границ. Может пожурить за ветреность, за порывистое безрассудство, но все равно ведь соколиком кличет… Что же со мной соколик этот превращается в хищного коршуна?! Весь вечер не могла я отойти от своей обиды. Даже была недостаточно учтива с дядюшкой, так что он поинтересовался за ужином, не захворала ли я. Пришлось уверить доброго опекуна: всё хорошо, и он радостно заулыбался: - Вот и славно! Тем более что на Рождество мы приглашены к Долгоруким. А Лизанька будет так счастлива видеть тебя, Володя! Давеча о тебе лишь и говорила. Владимир не ответил ничего, разве что закатил глаза на один короткий миг, а после поднес к губам бокал с вином. Яркой щедростью лета прикоснулась к его губам темно-красная жидкость, пряча кривую усмешку. Бедная Лиза… Она ведь столько лет в него влюблена! Но, похоже, ни ее веселости, ни ребячеству, ни бесшабашной непосредственности не тронуть сердце упрямца. И есть ли оно вообще?... Бессердечный... *** Долгорукие решили отпраздновать Рождество с небывалым размахом. Изысканные блюда не уступали столичным, десертам, наверное, обзавидовался бы знатнейший прием в императорском дворце, а вина расхваливали все наперебой. Гордый собою, князь Петр Михайлович неторопливо расхаживал меж гостей, развлекая кого тихой беседой, кого свежей шуткой. Подойдя к дядюшке, посетовал, что давненько не играл с ним в шахматы, и княгиня Марья Алексеевна отчего-то настороженно прислушалась к разговору. Сперва Владимир держался отстраненно и, к моему огромному облегчению, не пытался надокучать мне постоянными придирками и привычным высокомерием. Непозволительно забывшись, я приветливо улыбалась на ухаживания Андрея Петровича, а романс, торжественно объявленный дядюшкой, спела даже лучше, чем дома на репетиции. Уже через несколько минут я поняла: это было самой роковой ошибкой... Мне, привыкшей к постоянному недовольству молодого хозяина, прочимого опекуном в названные братья, следовало бы подумать: всё, что я делаю, не вызывает ровным счетом ничего, кроме раздражения и злости! Моё пение, музицирование, моя образованность и даже учтивость по отношению к Ивану Ивановичу – всё становится лишь предметом упреков да горьких насмешек! Вот и сейчас, появившись, словно ниоткуда, Владимир сверкнул глазами и направился ко мне. Внутри всё обожгло холодом страха: что-то будет... Изо всех сил стараясь не показать охватившего меня волнения, я склонила голову в приветствии и, едва веря собственным ушам, выслушала приглашение на вальс. Он никогда так не говорил со мною – тихо и почти спокойно, с легкой грустинкой, настойчиво пытаясь встретиться взглядом с моими глазами. В конец растерявшись, я была готова позорно сбежать в соседнюю комнату, но Андрей Петрович настиг нежданною помощью. - Вольдемар, прости, но Анна уже приглашена на этот танец! – он улыбнулся, взглянув поверх очков, и протянул мне руку. – Мадемуазель... - Благодарю, - возможно, я приняла ее слишком уж поспешно? Как бы там ни было, но барону пришлось смириться. Он нахмурился, точно небо перед грозою, и поспешно удалился в другой конец зала, сославшись на усталость после недавнего ранения. Андре даже сочувственно покачал головой, но я – я не поверила ни на мгновение! Танец окончился, и тут же продолжился мой кошмар: Владимир оказался рядом со мною, стоило моему недавнему кавалеру отойти всего на пару шагов, и выдохнул у самого уха: - Надеюсь, этот танец вы никому не обещали... сударыня? - Нет. – Мне достало сил сохранить спокойствие даже сейчас, хотя его близость невообразимым образом волновала и пугала. Ещё сильнее испугал его голос, почти ласково спросивший: - Тогда... вы подарите этот танец мне, Анна? Почему, почему, почему невозможно отказать ему?! Будто завороженная, я подняла глаза, протягивая свою ладонь, но тут же одернула ее. Дядюшка спешил к нам, удерживая под руку пожилого господина приятной наружности. - Аннушка, девочка моя, познакомься: мой давнишний приятель, князь... – я не расслышала имени, склоняясь в почтительном реверансе, и потупила очи долу, когда этот самый князь начал расшаркиваться и сыпать комплиментами. Быстро оглядевшись, я попыталась найти Владимира. Он снова стоял, прислонившись к стене, и со скучающим видом кивал на веселое щебетание Лизаньки Долгорукой. Мне почему-то стало... не по себе... Одновременно я словно на вкус ощутила и непонятную горечь, и толику удовлетворения. Вдруг опять с отчетливой ясностью увидела я его глаза, услышала низкий голос, приглашающий меня на танец, и вздрогнула. Нельзя, никогда, никак, ни за что нельзя соглашаться на подобного рода приглашения! Только не с ним, только не от него! Весь вечер я старательно избегала молодого барина, держась поближе к дядюшке. Уже к завершению близился рождественский бал, когда, присев отдышаться у окна, я подняла глаза и встретилась с потемневшим от напряжения взглядом. - Ну а сейчас? – Владимир упрямо склонил голову. – Сейчас вы потанцуете со мною? Как же мне хотелось провалиться сквозь землю! Прямо там, прямо тогда. Только главное – ему не показать своих переживаний, не раскрыть душу. Я отрицательно покачала головой, выдавила виноватую улыбку: - Извините, Владимир... Иванович. Я слишком устала, и не хочу танцевать. – Мои пальцы торопливо потянулись к бокалу с морсом, прохладная жидкость прикоснулась к губам, но я не ощутила ни сладости, ни вкуса – один лишь серый взгляд, прожигающий меня насквозь. - Отчего-то мне кажется, вы лукавите, мадемуазель, - за веселым тоном барина мне послушалась плохо скрытая угроза, он же, оглядевшись, схватил меня за руку, заставляя подняться. – Я ведь всего-навсего прошу подарить мне один танец. Один, Анна. Я прошу станцевать со мною вальс – ничего более! В его словах прибавилось раздражения, а пальцы сжали мой локоть ещё крепче. Даже здесь, у соседей на Рождественском балу он ведет себя как хозяин! И зачем только вздумал танцевать со мною? Не желая потакать барской прихоти, походящей на какую-то минутную блажь, я вздернула подбородок: - Я не желаю танцевать с вами! – но, вопреки упрямой решительности, я поняла вдруг, что... говорю неправду, что на самом деле... - Почему? – прямой вопрос заставил отвести глаза. Я не могла ему лгать, но и не знала, что ответить. Не говорить же Владимиру, в конце-концов, что мне... страшно..? Я нахмурилась, стараясь строгостью оттолкнуть навязчивость барона, и напрочь запретила себе даже думать о том, что его горячие ладони сжимают мои обнаженные плечи. - Володя, Анечка? – мы резко развернулись на вопрос Ивана Ивановича, и Владимир выпустил меня, отшагнув назад. Дядюшка смотрел немного удивленно, явно не разобравшись ещё, как сие понимать. Я смутилась, не зная, куда деть глаза, Владимир же по обыкновению своему тряхнул головой. - Отец, Анна не желает со мной вальсировать. Может, хоть вы на нее повлияете? - Зачем? – старший барон недоуменно пожал плечами. – Не силуй девочку. Видишь: она устала. Правда, Аннушка? - Да.... – я была само смирение. – Можно… мы поедем домой? Через несколько минут мы уже прощались с радушными хозяевами… Целую неделю или даже немного больше я наслаждалась небывалым покоем. Владимир не язвил за столом и во время моих бесчисленных репетиций не подкрадывался тихо, по обыкновению своему, чтобы негромко уведомить, насколько плохо я играю. Он вообще старался избегать меня. Не так, как прежде, - когда с нарочитым безразличием покидал комнату в моем присутствии, всем видом своим показывая отношение к неугодной отцовской воспитаннице. Нынче молодой барон проводил дни в конных прогулках или же в библиотеке, закрывшись там на ключ, часто почти до полудня оставался в собственной спальной, а если всё же нам не удавалось избежать встречи, просто незаметно растворялся в полумраке дверного проема, оставаясь в моих мыслях лишь отзвуком быстро удаляющихся шагов. Иногда мне казалось, Владимир охладел, наконец-то, к возможности поизводить меня. Иногда мне казалось – он лишь чего-то выжидает. Настороженно встречая за обеденным столом его пристальный взгляд, я не знала, что и думать! Но уж точно не ожидала, ни на секунду предположить не могла, что на самом деле происходит в его душе! Даже сейчас, с улыбкой вспоминая то утро, я не могу справиться с волнением. А тогда… *** Зимний рассвет в одно мгновение загорелся над лесом, окрасил снег багрянцем, словно волной накрыл, и так же быстро схлынул, оставив после себя приятный тепловатый свет раннего утра. Я проснулась оттого, что кто-то негромко стукнул в окошко. Протерла глаза, пытаясь понять, что же произошло, и вздрогнула от нового стука. Когда же в оконное стекло полетел очередной снежок, я вспыхнула от негодования: да что это такое, в конце концов?! В чем была, не потрудившись накинуть на обнаженные плечи даже легкую шаль, я метнулась к окну и чуть отодвинула плотную занавеску. Зимним утром стоять на полу босиком немного зябко, но в тот миг я и думать забыла об утренней прохладе. Снизу, запрокинув голову, на меня смотрел Владимир. Гром фыркал под ним и нетерпеливо переступал с ноги на ногу, но молодой барон не спешил пришпорить его. Просто смотрел на меня и держал левой рукой поводья, опустив правую и как бы немного спрятав. Как можно плотнее прикрывшись шторой, я выглянула, чуть кивнула, в желании узнать, что от меня нужно барину, и обмерла, когда заметила зажатый в мужских пальцах дуэльный пистолет. Едва ли осознавая, что делаю, я рванула на себя раму. Застоявшееся за зиму дерево застонало и заскрипело, но всё же подалось. Морозным ветром обожгло кожу, хотя, признаться, я не сразу это заметила. - Владимир, что случилось? – крикнула, пытаясь отчаянно скрыть панику. – Зачем вам пистолет? Он только усмехнулся. Теперь я отчетливо видела его лицо: прищуренные глаза, гордо вскинутый подбородок, чуть побледневшие скулы. Рубашка выглядывала из-под расстегнутой шинели, а китель или сюртук, похоже, барон не потрудился одеть вообще. Впрочем, мой вопрос он тоже оставил без ответа. Чуть поднялся в стременах и громко поинтересовался: - Ты потанцуешь со мной?! Что? Я смешалась, не в силах понять, чего он хочет от меня, рука совершенно неосознанно потянулась поправить ночной чепец, и вдруг мне показалось: этот жест выглядит, должно быть, весьма кокетливо. Но как можно?... Спасаясь от невесть откуда взявшихся глупых мыслей, я тут же отрицательно помотала головой. - Если ты не согласишься подарить мне танец, я застрелюсь, Анна! Господи, да за что же мне это?! Вот, значит, как изволите шутить, барин? И откуда же во мне столько наивности, чтобы полагаться на его равнодушие? Просто хозяйский сын нашел новый способ сделать мне больно, и всё, происходящее сейчас. не более чем злая, грязная, мерзкая шутка! Я уже отстранилась, было, закрывая окно, да и холод чувствовался всё крепче. Только в этот самый миг Владимир поднял руку, приставляя к виску черное дуло: - Стало быть, не потанцуешь со мною? С Андре Долгоруким, с младшим кузеном Надежды Дмитриевны Стрешневой, даже с военным приятелем моего отца, но только не со мною, да, Анна?! – никогда ещё в его голосе не было столько яда, столько безрассудного вызова, где-то на самом краю граничащего с болью... – Ну что ж.... тогда готовься к поминкам... Тонкий палец его лег на взведенный курок. Это было последним, что я видела из окна своей спальной. Я что-то набросила на себя, застегивая уже на ходу. Длинная сорочка путалась, мешая бежать, заспанная Полина взвизгнула и отскочила, глядя точно на прокаженную, когда я налетела на нее в коридоре, и что-то неприятное посулила вслед, однако, по правде говоря, я не расслышала. Резко открыла входную дверь и, запыхавшаяся, замерла на пороге изваянием: Владимир по-прежнему держал пистолет у виска и смотрел в упор на меня – точно хотел забрать с собою на страшный вальс на прицеле черного дула. Я взмолилась, не в состоянии разобрать выражение его глаз: - Владимир, прекратите! Подумайте о своем батюшке, что же будет с ним, если?.. Неожиданный порыв ветра всколыхнул голые деревья, припорошил снежинками крыльцо и взъерошил темные мужские волосы, меня же заставил поежиться от холода. Барон одним движением спрыгнул с коня, невообразимо быстро оказался рядом и, притянув меня к себе, тихо прошептал на ушко: - Разве ты не знаешь, что врать нехорошо, Анна? - Не понимаю, о чем вы! Я, не скрывая негодования, отбросила настойчиво обнимающие меня руки, только вот Владимир лишь усмехнулся уголками губ и покачал головой: - Ты говорила, что не желаешь танцевать со мной, но сама пришла, - на короткий миг он умолк, для того лишь, чтобы нежно и сладко позвать меня по имени: - Анечка… Я постаралась казаться независимою, хотя сердечко предательски быстро заколотилась в груди, а близость Владимира уже наполняла тело приятным теплом. Его смех... Такой незнакомый, такой несказанно желанный... Он волновал меня, тревожил, лишал рассудка... - Скажи: отчего так торопливо ты прибежала сюда? – бархатными нотками его шепот вибрировал во мне, дрожал подобно струне скрипки, и всё внутри отзывалось ответной дрожью. – Испугалась? Я подняла глаза, с толикой страха и смущения взглянула на своего хозяина, но поняла: слова беспомощно застывают на губах, непослушные, они едва в силах тихо вытолкнуть жалкое оправдание: - Я пекусь о вашем батюшке... Он… очень любит вас и… волнуется. - Он волнуется, - подтвердил Владимир, - но гораздо приятнее, что за меня боишься ты. И вдруг прильнул губами к моей щеке, у самого уголка рта, мелкими медленными поцелуями спустился к шейке, а потом принялся неистово целовать моё лицо: губы, глаза, даже кончик моего замерзшего носа. - Володя… перестань… - в смятении прошептала я, но отвечать за себя уже не могла: мои губы уже тянулись к его губам, отвечали на пленительные прикосновения. В его руках было жарко, будто у печки, и так удобно – я помимо воли склонила голову к сильному мужскому плечу, всем своим существом впитывая его ласковые признания, и забыла обо всем на свете. Иван Иванович внимательно изучал какой-то документ у камина в гостиной, когда Владимир внес меня, прижимая так же крепко к своей груди, и весело сообщил удивленному родителю: - Отец! Мы решили пожениться! Конец