главная библиотека архивы гостевая форум


Открытие
Автор: Царапка (Шмель)
Рейтинг: PG
Жанр: мелодрама
Место и время – без изменений.


- Вы - крепостная? - молодой человек благородной наружности растерянно отшатнулся от хорошенькой девушки, смотревшей на него с грустной надеждой.
- Да... - подтвердила она еле слышно.
- Но как же так... Невозможно, зачем? Почему покойный Иван Иванович затеял этот нелепый маскарад? - молодой князь оглядел невысокую фигурку, облачённую в траур, но от того не менее привлекательную.
Встретив жалкий, полный отчаяния взгляд, Михаил начал осознавать значение и ужас открытия. Девушка, в которую он влюбился - обманщица! В его сердце не было ни малейших сомнений, что избранница достойна его семьи, и теперь, ошеломлённый признанием, князь от возмущения не мог найти слов.
- Вы... Это был розыгрыш? Как Вы посмели?
- Дядюшка... Иван Иванович хотел...
- Барон обманывал всех... Зачем?
- Я не знаю, - Анна опустила глаза.
Безумная, взлелеянная втайне надежда рассыпалась прахом. Любовь невозможна, если нет равенства. Жизнь - не роман, с этим придётся смириться. И выслушать рассуждения вслух.
- Вы, конечно, обязаны были подчиниться, но... - в голосе Михаила Александровича звучало больше раздражения, чем горечи, - Не позволять себе зайти так далеко!
- Я не думала...
- Что я сделаю предложение? Мне представили Вас, как воспитанницу, благородную девушку, я и помыслить не мог ухаживать без серьёзных намерений! - князь горячился. - Этот обман... Если шутка, то злая. Вы обязаны были не допустить!
- Как? - Анна подняла голову, начиная сердиться.
- Не поощрять мои чувства Вы могли! Или и это было приказом Вашего барина?
Крепостная почувствовала себя виноватой:
- Нет... Иван Иванович радовался за меня, но не приказывал.
- Значит, Вы сами добивались моего внимания? Браво! - князь похлопал в ладоши, - Актёрское поприще - Ваше подлинное призвание.
- Я не играла!
- Неужто?
- Вы не верите, что я могла полюбить Вас? Не верите, что Вас можно любить, или что у крепостных тоже есть сердце?
Молодой человек хотел ответить очередной колкостью, но огонь в светлых глазах, малейшая искра в которых ещё вчера была для него драгоценна, гордая осанка, так не свойственная рабам, голос, полный достоинства и обиды, заставили сердце князя забиться быстрее.
- Я не... - он успокоился и вздохнул. - Я не хочу Вас ни в чём обвинять. Но между нами ничего невозможно. Прощайте и... Я не хотел Вас обидеть! - Михаил быстро отвернулся и почти бегом оставил гостиную, боясь услышать рыдания за спиной.

Анна не плакала. Ей казалось, что отзвук разбитой надежды слышен, как наяву, но в доме, полном своими заботами, никому не было дела до обманутых ожиданий простой крепостной. Рассказать Варе? Зачем, к чему её вздохи и жалость? Другие служанки только презрительно рассмеются над дурёхой, позабывшей своё законное место.
В комнату вошёл человек, которого девушка меньше всего хотела бы видеть. Но встречи с хозяином дома избежать невозможно. С её хозяином. Нужно, наверное, встать в присутствии барина. Анна поднялась, но всё равно на высокого молодого мужчину ей пришлось смотреть снизу вверх.
- Что с Репниным? Я столкнулся с ним в прихожей. На бедняге лица нет, на меня смотрит волком... Что произошло? - голос барона звучал строго и холодно.
- Князь просил моей руки...
- Что? Я же приказалв тебе! Ты...
- Я призналась, - силы оставили девушку. - Что ещё Вам от меня нужно?
Она будто выцвела. Владимир тщетно подбирал слова, не зная - хочет выбранить отцовскую воспитанницу за легкомыслие или утешить. Наконец, барон вспомнил, зачем искал её.
- Приехал поверенный из Петербурга.
- Но ведь завещание уже огласили! - Анна слегка покраснела, стыдясь надежды, что хоть после смерти дядюшка освободит свою любимицу.
- Какие-то новые формальности, он настаивает на Вашем присутствии, - угрюмо произнёс наследник.
Оба замерли, не догадываясь, что может быть нужно чиновнику от крепостной. Иван Иванович всё-таки выписал вольную? Сердце Анны заныло от мысли, что она поторопилась с признанием, хотя предложение руки и сердца другого выхода не оставляло. Угадав её мысли, Владимир холодно подчеркнул:
- Крепостная, даже бывшая, князю не пара.
- Михаил Александрович успел мне всё объяснить, - на ходу ответила Анна, надеясь, что голос не выдаёт её.
- Вы признались ему? - от удивления барон забыл хорошие манеры и схватил девушку за плечо, удержав на пороге кабинета, где ждал поверенный.
- Пришлось, когда князь попросил моей руки.
- И потом...
- Он уехал. Пустите, - Анна вырвалась и вошла в комнату.

Чиновник поднялся навстречу девушке и подобострастно ей улыбнулся. Молодые люди не могли не заметить, как изменилось его обращение с Анной. Неделю назад он едва замечал девушку, брошенный взгляд был любопытным и отнюдь не почтительным. Крепостная воспитанница недоумевала - долгожданная вольная не могла объяснить такой перемены, скорее открыла бы господину Лукину глаза на низкое происхождение воспитанницы барона.
Поверенный приступил к делу.
- Сударыня, покорнейше прошу извинить проволочку. Я недавно приступил к своим обязанностям и не был осведомлён о Ваших обстоятельствах, а документы лежали отдельно от завещания Вашего покойного опекуна. Ознакомившись с ними вчера, я, разумеется, поспешил в Двугорский.
Владимир и Анна переглянулись. Девушка замерла в тревожном ожидании, барон стал угрюм ещё более. Молодые люди молча внимали поверенному, торжественным голосом зачитавшему свидетельство о рождении, княжны Долгорукой, получившей при крещении имя Анна, завещание её отца, Сергея Михайловича. Единственной законной наследнице покойный оставил три тысячи душ и поручил ребёнка барону Корфу. В заключении следовало длинное письмо, раскрывавшее причины, по которым местонахождение дочери хранилось в тайне.
Девушке казалось, что ей рассказывают содержание старинного водевиля. Опала князя... Тайный брак... Смерть родителей... Давняя ссора между братьями, заставившая младшего опасаться за жизнь ребёнка, которому наследовал дядя.
- Вы, разумеется, - осторожно кашлянул гость. - Знали Петра Михайловича как почтенного человека, но в молодости он отличался крайне вспыльчивым нравом. Опасения Вашего батюшки, конечно, преувеличены, но он был болен и крайне тяжело переживал смерть супруги.
Княжна... Три тысячи душ... Это не сон? Анна, не зная, смеет ли верить, невольно искала поддержки и обернулась к бывшему барину. Взгляд Владимира поразил её. Растерянность, боль, тоска... Анна едва узнавала его. Где насмешливость, строгость? Ах да, на настоящую барышню нельзя смотреть, как на поддельную. Теперь, наверное, он извинится за прежние грубости и угрозы. Ни малейшего удовольствия эта мысль не доставила. Новоявленная княжна чувствовала себя потерянной и одинокой, как никогда. А она ведь мечтала - однажды откроется тайна, и всем станет ясно - Анна никого не обманывала. Мечта исполнилась слишком поздно.

Княжна потеряла нить монолога поверенного, подробно рассказывавшего о местоположении, качестве земли, лесе и доходах её поместий, и очнулась от слов Владимира, глухо сказавшего, не обращая внимание на чиновника:
- Я пошлю за Репниным. Он вряд ли успел далеко уехать.
У Анны вырвалось:
- Зачем? - и тут она поняла, как сильно изменится её жизнь.
Вчерашняя крепостная вправе претендовать на лучшую партию, её руки станут искать знатные господа, а молодой князь поздравит себя с удачным выбором. Почему эта мысль не приносит радости?
Владимир вышел из кабинета. Анне пришлось из вежливости дослушать господина Лукина и пригласить его пообедать. Девушка по привычке исполняла обязанности хозяйки, хотя слуги и управляющий ворчали каждый раз, когда она отдавала распоряжения. Без приказа хозяина никто не смел изменять сложившийся годами порядок, но в комментариях насчёт незавидной судьбы любимицы покойного барина не стеснялись.
Трапеза прошла под оживлённый говор поверенного. Хозяин и его бывшая крепостная изредка вставляли ничего не значащие замечания. После обеда гость удалился в отведённую ему комнату, а барон приказал седлать коня и куда-то уехал. Анна пыталась взяться за книгу, пяльцы, помузицировать, но даже ноты валились из рук. Не зная, чем занять себя, девушка бродила по дому и скоро заметила, как переменилось отношение к ней. Служанки, даже самые дерзкие, прежде не удосуживавшиеся повернуть голову в сторону хозяйской воспитанницы, низко приседали, оказываясь с княжной в одной комнате. Карл Модестович подобострастно заглядывал в глаза, всей фигурой выражая готовность услужить. Анна зашла на кухню поговорить с Варварой, но даже там не смогла отвлечься от грусти. Добрая женщина, всегда говорившая девушке "ты" и звавшая её Аннушкой, вскочила, захлопотала, но не посмела обнять гостью. Как хотелось Анне прижаться к пышной груди кухарки, почувствовать себя маленькой и любимой! Княжна машинально взяла пирожок, но добрая женщина тотчас сказала:
- Барышня, Вам сейчас в комнату принесут что угодно! - и прибавила нравоучительно: - Такой благородной девице на кухне есть не пристало!
- Спасибо, Варя, не надо... - шепнула девушка и убежала.
Анна вернулась к себе. Умом княжна понимала прекрасно - растерянность скоро отступит, богатство и высокое положение станут привычны. Но на душе скребли кошки. Из дома покойного опекуна придётся уехать. Куда? Юной девице следует жить под опекой почтенной родни. Долгоруких? Забавно. Высокомерная Марья Алексеевна - её тётка, князь Андрей - двоюродный брат, княжны Лиза и Соня - кузины. Их приданое солидно бы возросло, если бы Анна вдруг умерла... Девушка встряхнула кудрями - зачем ей такие мысли? - и обрадовалась, когда стук в дверь прервал тягостную тишину.
- Барышня, барин покорнейше просит спуститься в гостиную.

Княжна поспешила вниз. Догадаться, зачем её звали и кто её ждёт, было нетрудно, но вид сияющей физиономии князя Репнина неприятно поразил девушку. Владимир, не утруждаясь долгой любезностью, наклонил голову и оставил молодых людей наедине. Первым заговорил князь.
- Анна Сергеевна, я счастлив, что не ошибся в вас!
- Вот как?
- Теперь никаких препятствий между нами не существует.
- Что изменилось?
Михаил Александрович замер с отрытым ртом.
- Вы разве не знаете? Владимир сказал...
- Я - княжна Долгорукая, у меня приданого три тысячи душ, вы, верно, об этом?
- Я... Вы обижены на недоразумение? Но я не мог поступить иначе!
- Конечно. Посмотрите на меня. Я - та же Анна, которая Вас обманула, которой Вы с утра читали нравоучения!
- Я обвинял Вас напрасно, простите. Вы, конечно, догадывались, что у Ивана Ивановича были причины воспитывать Вас, как благородную девушку.
- Я знала, что крепостная по документам. На большее, чем оказаться внебрачной дочерью дворянина, и не надеялась.
- Но почему тогда...
- Я надеялась на Вашу любовь, что Вам будет не важно...
- Анна, Вы сущий ребёнок. Это в романах принц женится на служанке, в жизни неравенство не может принести счастья. Теперь, когда всё разъяснилось, забудем... - князь попытался взять девушку за руки.
Анна отпрянула. Глаза Михаила Александровича потемнели.
- Понимаю. С таким происхождением и приданым Вы можете надеяться на лучшую партию, чем лишённый чина поручик.
Княжна покачала головой, но ей стало совестно:
- Нет. Простите. Наверное, моё чувство к Вам было хрупким. Оно разбилось сегодня с утра, и я не в силах собрать осколки. Прощайте.
Не дожидаясь ответа, девушка убежала и в своей комнате долго не могла отдышаться. Что она сделала, почему? Как она может надеяться, что какой-нибудь светский щёголь полюбит её не ради приданого? Сумеет ли отличить истинное чувство от маски? Быть может, ещё не поздно... Нет! Не умея объяснить даже себе самой, почему она не верит словам Михаила, Анна твёрдо решила - как бы впредь не сложилась её судьба, к этому человеку она не вернётся. Он чужой ей. Человек, отвергший крепостную Анну Платонову, никогда не получит руки княжны Анны Сергеевны Долгорукой.
Долго побыть одной Анне снова не удалось. Её хотел видеть Владимир.
- Вы отказали Мишелю? - обычные холодность и надменность барона сменились растерянностью.
- Да.
- Почему? Простите, я не вправе требовать объяснений, но мне казалось, Вы его любите.
- И мне так казалось, - Анна опустила глаза. - Не успей мы объясниться до разговора с поверенным, я, сейчас, наверное, была бы счастлива. Но холодность и презрение, с которыми он отверг меня, я не в силах забыть.
- Анна… - барон мерил шагами комнату, подбирая слова, потом резко остановился и посмотрел прямо на неё. – Неужели Вы не можете простить прошлое, обиды, непонимание?
У девушки возникло странное ощущение, что бывший хозяин говорит не о друге, а о самом себе.
- Я не держу зла на князя, желаю ему счастья, но… не могу, прошу Вас, поймите, не осуждайте и не уговаривайте, я не могу быть счастлива с ним. Пожалуйста, не думайте, что я хочу найти лучшую партию, вовсе нет... я совсем не стремлюсь к блеску, - Анна встревожилась – не хотелось, чтобы названый брат заподозрил в ней тщеславие и корысть.
Владимир посмотрел на княжну серьёзно и грустно, но спорить не стал. Он как будто хотел взять её за руку, но опомнился, склонил голову в лёгком поклоне и вышел. Анна опустилась на диван и расплакалась.

Через час княжна решила пройтись. Раз ей скоро придётся расстаться с домом, с детства ставшем родным, то почему бы не поглядеть напоследок на лес, замерзшую речку, иву возле пруда?
День стоял холодный и солнечный. Ветер румянил щёки. Девушка, погружённая в свои мысли, не замечала дороги, но причин волноваться у неё не было – окрестности исхожены вдоль и поперёк с детства. Заблудиться здесь негде. Справа – владения Долгоруких, дальше в лесу – сторожка Сычихи. Вспомнив колдунью, Анна захотела повидать её. Погадать? Смешно… Попрощаться? Почему бы и нет? Набежали тучи и пошёл снег, заставив путницу прибавить шаг. Надо вернуться домой раньше, чем заметёт тропинку. Снежинки падали, оседая на ветках опавших берёз и сосновой хвое, не достигали земли, но небо не прояснилось. Тонкая ветка, не выдержав груза белой холодной шапки, согнулась, и ледяной вихрь ударил Анну в лицо. Отряхнувшись, княжна пошла дальше, уверенная, что не сбилась с дороги, скоро вышла на большую поляну и ахнула. Сторожки не было. Девушка заблудилась в морозном лесу.
Ещё не теряя надежды – Сычиха, деревня, просёлочная дорога – хоть что-нибудь неподалёку, Анна упрямо шла вперёд и вперёд. Ветер раскачивал сосны, под ногами хрустели заледеневшие капли дождя, но просвета не было долго. Кода деревья, наконец, расступились, перед княжной открылось огромное поле, заметённое выпавшим снегом. Тело, не спрятанное больше за мохнатыми елями, задрожало от пронизавшего до костей ветра. За полем должна быть деревня, надо идти… Каждый шаг давался трудней и труднее. Ямы, спрятанные под сугробами, замёрзли не все, и скоро, едва не упав, девушка почувствовала в башмаке ледяную воду. Ветер бил в лицо, огней не было видно, ещё шаг, острая боль, дальше придётся идти через силу, ползти… Метель из злой стала ласковой, баюкала, успокаивала, мягко припорошила снегом шляпку и плащ… это конец? Что за крики, лай, факелы…
- Анна, господи, как далеко Вы зашли… Анечка, очнись, не засыпай, дорогая… всё хорошо, только очнись!
- Владимир? – едва шевелились посиневшие губы.
Её плечи укутал огромный плед. Девушке показалось, что она полетела, но её всего-навсего подняли на коня, и, закрыв глаза, Анна пригрелась, склонив голову на грудь молодого барона.
- Мы скоро приедем домой, ты сразу в баню… я хотел сказать - Вам нужно попариться, так и простудиться недолго.
Знакомый голос отгонял страхи и позволил забыть печаль. Вчера – обманщица-крепостная, завтра – благороднейшая княжна, сегодня Анна не хотела знать ничего, только чувствовать себя нужной и дорогой близкому человеку. Кто может быть ближе, чем тот, чьё сердце стучит от волнения: - Аня, глупенькая, как же я перепугался! Ты слышишь? Уснула? Хорошая моя, милая, как я буду жить без тебя…
Ей снится сон, или наяву Владимир шепчет ласковые слова? Не хочется просыпаться. Что принесёт утро?
- Всё будет хорошо, моя маленькая…
И Анна верила без оглядки – всё будет всегда хорошо.

Утром Анна чувствовала себя здоровой, но доктор на всякий случай велел ей оставаться в кровати.
В поместье барона тем временем разыгрались нешуточные волнения. Княгиня Долгорукая явилась требовать или уплаты старого долга, или передачи поместья, в расписке указанного в качестве залога. Корф возмущался, подозревал махинации с документами, но доказательств подлога у него не было. Битву, хотя ещё не войну, выиграла Марья Алексеевна. Суд по обращению взыскания на залог должен был состояться в ближайшее время.
Ещё не зная о грозящем барону разорении, Анна спустилась к обеду.
- Доктор Штерн Вам позволил вставать? - строго спросил Владимир.
- Да, только одеваться нужно тепло.
- Вы очень неосторожны.
- Простите, что доставила Вам столько хлопот. Я задумалась и сбилась с дороги. Метели вчера не ждали...
- Снег в ноябре - какое немыслимое происшествие!
- Вы смеётесь надо мной... Владимир, я виновата...
- Главное, всё обошлось, - барон прервал девушку и заговорил мягче. - Я не хотел Вас тревожить и не рассказал о Вас Марье Алексеевне. Ваша тётя приходила недавно и, конечно, захотела бы видеть Вас.
- Моя тётя... - Анна приподняла брови и улыбнулась. - Как это непривычно!
- Вам предстоит привыкнуть ко многому... - барон стал угрюм и остаток времени за столом смотрел только в тарелку.
Анна загрустила и поднялась к себе под предлогом, что ей всё-таки лучше лечь. Видеть новоявленную родню не хотелось, но ближе к вечеру свидание состоялось.

Князь Репнин рассказал Долгоруким об открывшихся обстоятельствах, и княгиня поспешила в поместье Корфа проведать племянницу. Первым делом её сиятельство закатила барону скандал за промедление:
- Вы рассчитываете скомпрометировать бедную девочку и завладеть её приданым!
- Вздор! Будь Вы мужчиной, Вы ответили бы за Ваши слова.
- Я не хуже мужчины способна защитить нашу семью! Где княжна?
- В своей комнате. Анна сильно простыла, и доктор велел ей лежать. Я не хотел беспокоить её.
- Родня навредить ей не может! - проворчала княгиня и направилась к лестнице.
Анна лежала одетая, укутавшись в плед, и читала старинный роман. Глаза скользили по строчкам, едва различая слова. Жизнь преподнесла вчерашней крепостной сюрприз, какой не каждый писатель рискнул бы вставить в своё произведение, боясь насмешек за неправдоподобность. Витание в облаках прервала Марья Алексеевна.
- Душечка, как я рада, что мы в родстве! Твой отец, царствие ему небесное, с Петром Михайловичем был в ссоре и Бог весть кому поручил ребёнка! Мы столько лет боялись, что девушка из нашей семьи не получит хорошего воспитания, слава Богу, что всё обошлось благополучно!
Анна коротко выразила признательность, про себя отметив, что никогда не видела на лице княгини такой умильной улыбки. Взгляд благородной дамы остался при этом хищным, и ни малейшего желания довериться опеке родни не вызывал.
- Я вижу, милая моя, ты не так уж больна, как наговорил Корф. Едем со мной, слуги соберут твои вещи.
- Едем? Куда? - Анна растерялась от такой спешки.
- К нам, конечно! Жить под одной крышей с холостяком непристойно.
- Иван Иванович был моим опекуном, я хотя бы до сороковин должна оставаться здесь.
Анна чувствовала неубедительность своих слов, но переселяться к Долгоруким ей совершенно не хотелось.
- Наш дом не за горами, приедешь на поминальную службу, этого вполне достаточно.
- Тетушка, извините, я сильно простужена и не хочу оставлять Владимира одного. Пока в доме глубокий траур, злые языки нас не коснутся.
- Душечка, много ты знаешь о злых языках! В твои годы свойственно недооценивать сплетни. Репутация юной девицы - вещь чрезвычайно хрупкая.
- Мы росли вместе...
- До бедной воспитанницы никому не было дела, а когда твоё происхождение станет известно, поведение рассмотрят в мельчайших деталях!
У Анны начала болеть голова. Княгиня старалась разговаривать с богатой наследницей деликатно, но многолетняя привычка повелевать звучала в любом оттенке её голоса. Визгливые нотки резали слух девушки, отлично обученной пению, и после очередной пары фраз, произнесённых непререкаемым тоном, княжна сорвалась на отнюдь не кроткое:
- Если кумушкам не удастся задеть репутацию моего состояния, то моя собственная - в безопасности.
Марья Алексеевна на миг онемела, потом посмотрела на племянницу очень внимательно и протянула:
- Ты не слишком наивна... но это не значит, что тебя не провести. Барон, конечно, начнёт тебе куры строить - ему нечем платить долги. Советую быть с ним осторожной - есть удары, от которых никаких денег не хватит защитить репутацию.
- Какие долги, о чём Вы, Марья Алексеевна? - Анна приподнялась на подушке.
- Покойный Иван Иванович был должен моему мужу, а поместье отдал в залог.
- Но тот долг давно возвращён! - от волнения Анна забыла, что больна и должна оставаться в постели.
- Ничуть не бывало! Поместье скоро будет моим. Если дом тебе по душе, через месяц сможешь вернуться в эту же комнату.
- Я должна поговорить с Владимиром! - Анна спустила ноги с кровати, намереваясь подняться.
- Ты должна уехать со мной.
- Пока здесь господин Лукин, я нахожусь под его покровительством. Благодарю за внимание, тётя, но мне уже двадцать, и по закону в опеке я не нуждаюсь.
- И всё-таки будь осмотрительна. Я тебе очень советую, - княгиня встала и со значением повторила. - Очень.
- Вы, кажется, торопились домой.
- Да, мне пора. Надеюсь, ты скоро одумаешься.

Едва дождавшись ухода княгини, Анна поспешила к Владимиру и нашла его в оранжерее. Молодой барон задумчиво курил трубку, сквозь морозный узор на стекле глядя на белый покров замёрзшего пруда.
- Владимир!
- Почему Вы не в постели? - спросил барон так же строго, как будь Анна по-прежнему крепостной.
- Марья Алексеевна рассказала о тяжбе.
- Вас это не должно беспокоить.
- Дядюшка вернул долг, он говорил мне не раз!
- Такое свидетельство суд не примет.
Какой он гордый, холодный... Анна вспомнила вдруг слова, услышанные, когда она, замёрзшая и почти без сознания, всем телом чувствовала тепло его рук и голоса. На глаза навернулись слёзы - неужели ей всё приснилось? Княжна неуверенно задала вопрос:
- О какой сумме идёт речь? Кажется, сто семьдесят тысяч?
- Совершенно верно.
- Но имение стоит гораздо больше!
- Смотря кто будет оценивать. Десять лет назад поместье было почти разорённым. Деньги требовались на срочные работы, запруду, мельницу, племенной скот...
- Сейчас у Вас денег нет?
- Попробую занять за то время, что длится суд. В крайнем случае заложу городской особняк.
- Вы можете не успеть!
Барон пожал плечами:
- Тогда поместье уйдёт княгине, - прозвучало на удивление равнодушно.
- Нет! Так нельзя... - Анна опустила глаза, но тут же с воодушевлением подняла голову. - Я могу Вам помочь!
- Нет! - резко ответил барон. - В Вашей помощи я не нуждаюсь!
- Владимир... Почему? Я всем обязана дядюшке!
- Мой отец исполнил свой долг... И не лучшим образом. Вы страдали, не зная своего происхождения, считали себя обманщицей. Вас унижала даже прислуга!
- Дядюшка не виноват... Он думал, что крепостные не осмелятся нарушить его волю, что они чувствуют по приказу, - помимо желания Анны последние слова прозвучали упрёком.
Княжна смутилась и поспешила загладить неловкость:
- Иван Иванович старался как лучше! Он любил меня, баловал, я ни в чём не знала отказа...
- Анна, благодарю, но мне не нужны Ваши деньги.
- Владимир, прошу Вас, пожалуйста... - девушка схватила его за рукав и умоляюще заглянула в пасмурные глаза. - Позвольте помочь Вам. Вы потом всё вернёте, если хотите, с процентами, - последнее слово княжна молвила еле слышно.
Голосок её звучал жалобно, щёки девушки покраснели, и барон неожиданно рассмеялся.
- Господи, никогда не подумал бы, что можно так уговаривать взять в долг!
- Не заставляйте меня уговаривать слишком долго, это нелюбезно, - в тон ему ответила Анна, и лицо её просветлело.
Улыбка, тронувшая губы барона, погасла, он вновь стал серьёзен, и бережно взял руку девушки. Княжна подумала, хочет поцеловать, подобающие слова уже вертелись на её языке, но Владимир, крепко сжав тонкие пальцы, постоял несколько секунд неподвижно, не сводя глаз с лица Анны. Она почувствовала стук своего сердца, корсет стал тесен, кровь побежала по венам быстрее, губы слегка приоткрылись, ловя дыхание... Мужчина отпустил её руку так же внезапно, повернулся на каблуках и вышел, не прибавив больше ни слова. Анна без сил опустилась на маленькую скамейку рядом с розовыми кустами.
Следующие две недели запомнились княжне бесконечными хлопотами. Анна твёрдо решила помочь молодому барону отстоять поместье и, как могла, затягивала отъезд. На её счастье, господин Лукин побеспокоился о компаньонке. Чиновник хотел пристроить на хорошее место давно знакомую дальнюю родственницу Долгоруких, и через три дня порог дома Корфа переступила почтенная Марфа Егоровна, быстро осадившая попытки Марьи Алексеевны забрать племянницу под собственную опеку. Обозлённая княгиня в отместку едва не распустила сплетни о подозрительном нежелании княжны расстаться с разорённым красавцем, но вовремя сообразила - она подтолкнёт молодых людей к браку, который навсегда лишит её надежды завладеть соседским имением.
Владимир не терял ни дня. Он тщательно изучал расходные книги, все документы по тяжбе, расспрашивал чиновников и знакомых, в то же время стараясь обеспечить себя суммой, необходимой для уплаты долга на случай проигрыша в суде. Около тридцати пяти тысяч наличными удалось собрать самому, такую же сумму занять у друзей, ещё двадцать пять под поручительство Репнина, зависящего от родителей и не имеющего права распоряжаться деньгами семьи. Продажа драгоценностей принесла десять и картин пять. Барон надеялся оставшуюся сумму найти, заложив особняк в Петербурге, но тяжёлые денежные обстоятельства Корфа стали широко известны, и желающих вступить в рискованную сделку не находилось, а опекунский совет занимался только земельными операциями.
Хотя барон избегал деловых разговоров с отцовской воспитанницей, Анна была прекрасно осведомлена о его трудностях, и вновь предложила помощь:
- Владимир, Ваш городской дом стоит гораздо дороже…
- Последние годы в столице продают слишком много. Содержание обходится в немалую сумму, куда больше покупателей у доходных домов.
- Вы же не собираетесь его продавать…
- Да, но если залог перейдёт заимодавцу, он может потерять при продаже.
- Владимир, почему Вы так упрямитесь и не хотите одолжить у меня?
- Сто двадцать тысяч мне придётся возвращать несколько лет, - Владимир стал угрюм. - Как бы я не сократил расходы, я не могу и не хочу вовлекать Вас в такую трясину. Вам предстоит блистать в свете, денег потребуется немало.
- Господин Лукин уверяет, что за время опеки над моими поместьями накоплено достаточно средств!
- Вы и сами не заметите, как они утекут между пальцев, - губы барона тронула слабая улыбка. - Мне ли не знать.
- Вы были редкостным мотом! - Анна обрадовалась, что лицо молодого человека смягчилась, и постаралась развеселить его. - Иван Иванович кряхтел, изучая Ваши счета.
- Служба в гвардии - честь дорогостоящая.
- Но Вы могли себе это позволить! Не будь тяжбы…
- Я подозреваю, что княгиня подкупила кого-то из слуг или Карла Модестовича, и он выкрал расписку. В уездной канцелярии ничего нет, расходные книги Петра Михайловича чисты…
Разговор происходил в библиотеке. На маленьком круглом столике стоял остывающий кофе. Пытаясь найти новые аргументы и уговорить Владимира принять помощь, Анна разлила напиток по чашкам и взяла свою в руки.
- Если с княгиней Вы рассчитаетесь, сможете обратиться в опекунский совет.
- Придётся, чтобы не заставлять друзей ждать слишком долго. И Мишель нервничает, сколько бы меня в обратном не заверял.
- В чём же дело? Мои шестьдесят тысяч Вы вернёте в ближайшее время!
- Не верну, потому что не буду брать!
- Почему? Ваше упрямство бессмысленно!
- Я не обязан ничего объяснять Вам.
- Не обязаны! Тогда я обязана объяснить Вам Ваш долг!
- Мне всё объяснят в суде.
Разговор становился ожесточённее с каждым словом. Забытый кофе давно остыл.
- Я не о деньгах! И не притворяйтесь, что не понимаете! Ваше имя, покойный отец, люди, которым Вы дороги!
- Безземельных дворян не так уж и мало. Разорение моё имя не опорочит, - не сдавался Владимир.
- Крепостные, даже они!
- Марья Алексеевна - хозяйка отличная и не жестока.
- Вы говорите, как промотавшийся барин!
- От истины недалеко.
- Чем Вы станете жить? Без службы, без чина, так глупо лишившись поместья?
- Вас это не должно беспокоить.
- Надеетесь найти невесту с приданым?
- Ну знаете... С Вашими нравоучениями Вы перешли все границы! - барон встал и хотел уйти, но Анна догнала его и удержала.
- Владимир! - ей пришлось запрокинуть голову.
- Запомните навсегда... - сквозь зубы процедил барон. - На деньгах я никогда не женюсь.
- Я знаю… но сейчас в Вас говорит пустая гордыня! Вы обращаетесь со мной, как с никчёмной куклой, по-прежнему, как с крепостной!
Ошарашенный барон не нашёл, что ответить, и Анна быстро проговорила:
- Вы не позволяете мне стать Вашим другом, считаете – моя помощь унизит Вас, я не вправе быть благодарна покойному дядюшке, чувствовать, беспокоиться, интересоваться делами… своего барина!
- Анна, что за чудачество! – против воли барон улыбнулся.
- Ваш отец хотел, чтобы я была Вам как сестра, кому, как не мне…
- Вы никогда не были и не станете моей сестрой! - улыбка сползла с губ Владимира, снова нахмурившегося, но Анна не отступала.
- Докажите, что уважаете меня, что размолвки остались в прошлом! Позвольте и мне уважать в Вас порядочного человека, который оправдает доверие и сумеет рассчитаться с долгами!
- Анна… - Владимир чувствовал её правоту, избегал смотреть в глаза девушки, смотревшей на него прямо и ожидавшей ответа, наконец, помолчав, нехотя согласился: - Если я проиграю в суде…
- Я прикажу господину Лукину подготовить нужные средства! – княжна радостно распахнула глаза, схватила Владимира за руку, слегка пожала её, смутилась и убежала.

Проиграв в суде, барон вынужден был исполнить данное отцовской воспитаннице обещание и принять её помощь. Княгиня Долгорукая, рассчитывавшая задешево получить отлично устроенное поместье, деньгами не удовольствовалась. Взбешённая Марья Алексеевна, узнав через своих лазутчиков, кто помог Корфу, устроила Анне скандал.
- Ты потеряла голову, совсем как моя дочь!
- Заёмное письмо составлено, как полагается. Владимир обратился в опекунский совет и скоро рассчитается со всеми, кто его выручил. Право, о таком пустяке не стоит упоминать!
Княгиня, не обращая внимания на любезно предложенное ей угощение, нервно ходила по комнате.
- Ты глупа, глупа, безнадёжно глупа! Как жаль, что я не могу тебя выпороть!
- Я не крепостная! - возмутилась Анна. - Да и с крепостными так нельзя обращаться!
- С непослушными девчонками можно!
- Я Вам не дочь, и, слава тебе, Господи, не подопечная!
- Ты влюблена хуже кошки, иначе не разбрасывалась бы деньгами!
- Марья Алексеевна, сделайте одолжение, не распоряжайтесь моими деньгами! – Анна начала жалеть о стеснениях, наложенных воспитанием.
Княгиня мрачно посмотрела на племянницу и буркнула:
- Твоё счастье, что скандал в нашем семействе повредит всем нам! Я бы вывела тебя на чистую воду!
- Ваши угрозы смешны и бессмысленны! – девушка вышла из себя, встала и гордо произнесла: - Кому нужно искать дурное, найдёт и без Вашей помощи! Мне стыдиться нечего, а Вас, кажется, заждались дома!

Высокородная дама вернулась к себе, и княжна перевела дух. Нет, подумать только, какая наглость! Родство не даёт этой женщине права указывать, кому и как Анна решит помочь. Бедные Лиза и Соня!
В прежнее время барышня, считавшая себя крепостной, порой завидовала княжнам – не титулу и богатству, а того, что их жизнь не тяготит тайна, не раз называемая позорной и наглой прислугой, и управляющим, и сыном хозяина… Мысли вернулись к Владимиру. В течение разговора с настырной тёткой Анна не отдавала себе отчёта, какое подозрение ляжет на её чувства. Старшая Долгорукая высказалась прямо и грубо, и возмущение отодвинуло на дальний план смысл её слов. Успокоившись, Анна вспомнила: "Ты влюблена…". Так ли это?
Многочисленные тревоги не оставляли ни сил, ни времени понять свои чувства. Владимир был всегда в жизни Анны. В раннем детстве то радующаяся вниманию и одобрению, то уязвлённая мальчишеским пренебрежением, воспитанница барона привыкла каждый поступок измерять неизбежным вопросом: "Что скажет Владимир? Что он подумает? Опять усмехнётся краешком рта, или новый романс, грация в танце, безупречные французские фразы смягчат стужу его пасмурных глаз?". Девушка так привыкла ждать отклика молодого барона, что не замечала своих стараний. Потом её жизнь заполонило тщеславие – стать актрисой, понравиться князю, дождаться любви, как в романе… Всё исчезло, как осенние листья, незаметно и без сожаления.

Откинувшись на спинку кресла, глядя на книжные полки и не замечая названий, Анна перебирала каждое слово, услышанное из уст барона в последние месяцы. Подписав обязательство, Владимир стал холоден и безупречно любезен. Никакой вольности, ни намёка на теплоту, порой возникавшую между ними прежде, чем Анна стала богата и способна спасти бывшего барина от разорения. Сердце сжалось, вспомнив решительные слова: "Я никогда не женюсь на деньгах…", значит ли это, что наследство отца стало неодолимой преградой? Но больше всего девушке мечталось понять – нежность, согревшая её после неосторожной прогулки, пригрезилась, или на самом деле Владимир, от волнения позабывший о гордости, шептал ласковые слова?

День отъезда неумолимо приближался. Глубокий траур по Ивану Ивановичу остался в прошлом, со всеми формальностями по ссуде было покончено, и Анне пришлось смириться – высокая честь быть княжной Долгорукой требует явиться в свет и показать всем – титулованная наследница крупного состояния достойна настоящего и лучшего будущего. Девушки досаждали соседи, наперебой спешившие выразить ей восхищение, накопившееся за годы, когда бедную воспитанницу старались не замечать. Приходилось принимать уездных франтов и барышень, возвращать визиты и, без сил добираясь до дома, осведомляться о Владимире, почти всегда слыша: барин уехал, ушёл почивать… Бывший хозяин её избегал.
Но в последний день он не мог уклониться от встречи. Молодые люди подыскивали прощальные слова, терялись, прятались за пустой любезностью, и когда Анне не в первый раз напомнили – экипаж подан, лицо Владимира вдруг переменилось. Маска холодной почтительности стала ему нестерпима, и барон, улыбнувшись тепло и грустно, разлил по бокалам вино:
- Удачи! И будьте счастливы.
- Я… постараюсь… Когда ждать Вас в столице?
Барон вновь нахмурился и резко ответил:
- Не в ближайшее время. Поместье заложено, я не хочу пускать деньги на ветер.
- Но ведь не всё! Опекунский совет довольствовался…
- Оставим дела хотя бы сейчас, - оборвал её молодой человек и, не извиняясь, залпом выпил вино.
Анне пришлось смириться. У дверей девушке показалось, что Владимир окликнул её: "Анна…" – она обернулась с надежной, но увидела вновь надетую маску.

Новоявленная княжна Долгорукая вместе с почтенной родственницей поселилась в отцовском особняке в Санкт-Петербурга. Дом был сравнительно небольшой и уступал унаследованному Петром Михайловичем на правах старшего брата. Оборотистый опекун сдавал в нём квартиры. Хотя перед приездом хозяйки все помещения тщательно вычистили, княжна не чувствовала новое пристанище родным. Анна с лёгкой грустинкой подумала, что никакой самый богатый особняк не сравнится в её глазах с привычным домом барона. Но делать нечего.
Девушка занялась убранством комнат. Переговоры с мебельщиками, обойщиками, гости, докучавшие советами и рекомендациями, отнимали массу времени. Княжне пришлось выезжать. Романтическая история стала известна всем. Анну помнили по выступлению на балу у Потоцких, и теперь она привлекала гораздо больше внимания, чем ей бы хотелось. На балах танцы оказывались расписаны в первые же полчаса после появления княжны в зале. Девушку окружили кавалеры всех возрастов и достоинств. Особенно выделялись молодые повесы, чьё состояние, как немедленно разузнавала бдительная опекунша, внушало сомнение, зато сапоги и улыбки сияли. Зимняя суета заполонила улицы, магазины и парадные комнаты. Анна была бы рада передохнуть, но даже занятые своими делами светские люди не оставляли её в покое. Богатая наследница-провинциалка мнилась лёгкой добычей.

С утра еле выспавшейся девушке горничная приносила на посеребренном подносе несколько записок в конвертах. За завтраком вместе с Марфой Егоровной княжна разбирала признания и приглашения. Самым приятным в ежедневном церемониале стали скептические замечания старой женщины:
- Князь N - это у которого носа не видать за манишкой? Игрок, половину наследства уже проиграл в фараон, вторая недолго задержится. Граф Р. - вздумал, в его-то годы, за молоденькой поухаживать! У господ Л. сын - редкостный остолоп, бедная мать ищет, к кому его поскорее пристроить. А это... - дама двумя пальцами взяла в руки надушенный конверт со стихами без подписи. - Самая опасная гадость и есть. От тайного поклонника, не смеющего открыть своё имя. Любопытство - для прощелыг самый сильный союзник. Держу пари, у него на год вперёд этот хлам заготовлен.
Анна равнодушно пробежала глазами по строчкам:
- Скверный перевод с немецкого.
- Хоть какой-то толк бывает от образования.
Княжна подумала: "Владимир так бы не поступил", и объявила, куда лучше поехать на вечер.

В часы, предназначенные для визитов, барышня принимала новых знакомых. Среди светских дам отбоя не было от желающих стать наперсницей богатой красавицы. Кто назойливо, кто деликатно, у Анны выпытывали сердечные тайны. Несколько раз всплывало имя сына её воспитателя:
- Вы не слышали, барон Корф собирается приехать в столицу? - при этом набивающаяся в подруги особа смотрела на собеседницу внимательнее обычного.
Анна, мысленно благодаря уроки актёрского мастерства, с видимым равнодушием отвечала:
- Не слышала.
Скучая порой на приёмах, когда все силы уходили на старания не отвечать невпопад, девушка размышляла: не будь её сердце занято, кто-нибудь из праздных щёголей или охотников за приданым имел бы надежду добиться успеха. Лесть – словами и восхищёнными взглядами – вскружила не одну неопытную головку. Следовало благодарить Бога, подарившего надёжную защиту от обмана и заблуждений. Но в тишине спальной, когда заботы сброшены вместе с платьем, Анну посещало уныние. Владимир не давал о себе знать, отправив только короткое письмо – поздравление с Рождеством. Как долго продлятся хлопоты в опекунском совете?

Зимние развлечения давали большой простор для ухаживаний. Помочь даме выйти из саней, невзначай пожать ручку, на катке притвориться неловким и оказаться ближе, чем дозволяют приличия просто на улице – Анна различала поклонников на более или менее надоедливых. Её холодность дала новую пищу слухам. Кумушки вспоминали барона Корфа, но осторожно – у каждой был свой кандидат, не отказавшийся бы скомпрометировать богатую наследницу. Самые оборотистые старались привлечь на свою сторону Марфу Егоровну. К счастью для Анны, её родственница ценила семейную репутацию и привязалась к своей подопечной, которой на самом деле была всего-навсего компаньонкой. Старая дама рассказывала барышне обо всех притязаниях, не скупясь на колкости и советы. В благодарность княжна была с ней щедра и позволяла распоряжаться прислугой.
Святки уже подходили к концу, когда девушку обрадовала новость. Господин Лукин навестил её с важным известием:
- Барон Корф заложил в опекунский совет часть земли и рассчитался с долгами. Извольте, Ваши шестьдесят тысяч переведены…
Не дослушав, княжна просияла:
- Владимир мне больше не должен! Он приехал в Санкт-Петербург? Вы его видели? Когда? Почему он не навестил меня?
- Думаю, он заедет поблагодарить…
Анна нахмурила брови – ей хотелось вовсе не благодарности.
- Не стоит благодарить за такую пустячную услугу – ссудить деньги, в которых я не нуждаюсь, на пару месяцев! Мы не чужие друг другу, с его стороны невежливо будет уехать, не нанеся мне визит.
- Возможно, возможно… - гость отвлёкся на сладкие булки и не заметил, как нетерпеливо вздохнула княжна.
---
Анна остаток утра провела у окна, разглядывая наскучившую набережную Мойки. В каждом всаднике чудилась стройная фигура барона. Девушка проклинала светские условности, не позволявшие написать записку самой, но скоро она бы решилась, если бы не надежда, что Владимир всё-таки приедет не сегодня, так завтра. Вечером пришлось ехать на очередной бал.
Среди кавалеров Анна никого не выделяла, но неожиданно появился человек, у которого воспрянувшая духом княжна надеялась узнать новости. Княгиня Оболенская, растекаясь медовой улыбкой, представила ей племянника.
- Михаил Александрович?
- Ах, Вы знакомы! Как это мило!
Князь Репнин избегая глядеть Анне в глаза, пробормотал: "очень рад", и, скорее в угоду тётушке, чем по собственному желанию, пригласил княжну на мазурку.
Надеясь, что её волнение не слишком заметно, Анна спросила между фигурами танца:
- Вы уже получили уведомление, что свободны от поручительства за барона?
- Да, поверенный был у меня.
- Я рада, что Владимир Иванович уладил дела, хотя жалею о проигранной тяжбе. Он подавал апелляцию?
- Не знаю, он не любит говорить о суде.
Анна сообразила, что такой разговор на балу неуместен, но придумать другую тему, когда голова занята одним человеком, оказалось не так просто. Пришлось перейти к банальному:
- Давно ли Вы в Санкт-Петербурге?
- Несколько недель… не раз видел Вас.
Покраснев, Анна извиняющимся тоном ответила:
- Простите, я и не догадывалась…
- Вы всё время окружены кавалерами.
- Не только. Меня познакомили с Вашей сестрой, хотя, увы, мы только парой фраз перемолвились.
- Натали мне рассказывала о Вас.
- Надеюсь, она не сочла мои манеры слишком провинциальными.
- Разумеется, нет. Иван Иванович превосходно позаботился о Вашем воспитании.
Девушка обрадовалась поводу вновь вернуться к разговору о сыне опекуна:
- Он был очень добр и любил меня не меньше, чем Владимира.
- Вы отвечали ему той же привязанностью.
- Да, я всегда буду помнить его…
- И Владимира?
- Владимира?
- Его Вы тоже никогда не забудете? – в карих глазах молодого князя мелькнула грусть человека, смирившегося с разочарованием.
- Конечно! – Анна ответила слишком поспешно и радостно, чтобы чувства её остались скрыты.
Мишель молчал, пока не кончился танец. Подведя свою визави к её опекунше и отвесив полагающиеся слова благодарности, князь поцеловал девушке руку и еле слышно шепнул: "Будьте счастливы". Анна, растроганная, хотела сказать ему напоследок что-нибудь тёплое и ободряющее, но в толпе мелькнула высокая фигура, тёмные волосы, и девушка забыла о всём на свете.

Анна сидела, как на иголках. Показалось ли ей, или Владимир действительно приехал на бал? Почему не подошёл к воспитаннице отца? Это просто невежливо! Девушке стало душно, и она, шепнув Марфе Егоровне: "Я на минуту, здесь жарко, пройдусь перед следующим танцем", выскользнула в оранжерею. Толпа бурлила в парадных комнатах, и среди экзотических растений можно было найти недолгое уединение. Княжна чуть не плакала и не сразу заметила - уютным уголком воспользовалась не только она. Девушка вспугнула целующуюся пару. Дама, смеясь и прикрывая лицо веером, убежала, молодой человек обернулся в дверях и узнал княжну Долгорукую. Анна демонстративно разглядывала лепестки роз, давая понять – ни о чём не догадалась и не станет сплетничать, но мужчина уходить не спешил. Недурной собой офицер не раз приглашал Анну на танец, упорно ухаживал за ней, и решил воспользоваться случаем поговорить.
- Какая приятная неожиданность, Анна Сергеевна!
Девушка подняла глаза и сделала вид, будто заметила собеседника только сейчас.
- Сударь, я надеялась немного отдохнуть между танцами. Сожалею, что прервала Ваше уединение, - несколько опешив от его наглости, Анна не изменила обычному тону.
- Что Вы, я счастлив!
- Вот как? Но мне пора возвращаться в зал.
- Не убегайте! - офицер дерзко улыбнулся и схватил княжну за руку.
- Как Вы смеете! Отпустите немедленно!
- Отпустить такую удачу? - глаза молодого человека горели. - Иди ко мне, моя птичка! - он притянул добычу к себе.
- Негодяй! - Анна ударила его веером, но силы были неравны. - Нас увидят...
- Прекрасно! Тотчас объявят помолвку. Я, как благородный человек...
- Благородный? – от гнева и страха у девушки потемнело в глазах, и она ухитрилась увернуться от поцелуя, пребольно исцарапав обидчика.
Вырваться всё же не удавалось, но тут подоспела подмога. Княжна не видела человека, вошедшего в оранжерею, но крепко держащий её наглец попытался воспользоваться свидетелем в своих целях.
- Барон, Вы первый поздравите нас…
- Владимир, нет… - пискнула Анна. – Помогите… - больше слов не понадобилось.
Крепкий удар стал ответом обоим. Офицер отпустил тотчас отскочившую барышню, приосанился, начал было:
- Я требую удовлетворения… - но тут осекся, сообразив, что ему придётся драться с лучшим стрелком, а повод не делает ему чести.
- Если Вы немедленно удалитесь, я забуду и это происшествие, и имя известной Вам дамы! – княжна, хотя и не разглядела возлюбленную своего несостоявшегося жениха, воспользовалась предлогом не доводить ссору до поединка.
Молодой человек немедленно подхватил её мысль:
- Ради чести дамы мне придётся смириться! – и гордо расправив плечи, нахал пошёл прочь.

Владимир и Анна остались одни. Барон глядел на бывшую воспитанницу отца хмуро и строго:
- Вас нельзя оставлять без присмотра!
- Конечно! – Анна улыбалась, счастливая видеть его.
- Вы легкомысленны. Как Вас угораздило попасться в ловушку? Этот субъект заморочил Вам голову комплиментами, вызвал таинственной запиской, что волнует умы юных барышень?
- Что Вы, всё вышло случайно… Я устала от шума, хотела побыть немного одной, а он был здесь с дамой.
- Подлец хотел скомпрометировать Вас и заставить выйти за него замуж!
- Я никогда бы не вышла за него! Лучше деревня, монастырь, одиночество! – Анна запальчиво вздёрнула подбородок, но споры её не влекли. - Владимир, почему Вы не приезжали так долго?
Барон смягчился и соизволил ей объяснить.
- Мне некогда танцевать на балах и ссориться с Вашими кавалерами.
- Не найдётся даже полчаса на визит? – Анна по-детски надула губки и тотчас засмеялась. – Владимир, нам нужно столько всего рассказать друг другу! Обязательно приезжайте завтра с утра, для остальных меня дома не будет!
- Вот как? Боюсь, моё общество покажется скучно. Вы так славно веселитесь в Санкт-Петербурге, – он опять помрачнел.
- Нет, совсем нет… Мишура быстро надоедает. Вы не подошли ко мне в зале… а я видела Вас в толпе.
- Не хотел отвлекать Вас от беседы с Мишелем, - сухо ответил барон.
- Мне пришлось выпытывать у него крохи известий о Вас, вот в какое неловкое положение Вы меня ставите!

Что-то неуловимо изменилось в его лице. Уголок губ дрогнул, взгляд стал печальнее и острее. Безмятежная радость, с которой Владимира встретила любимая девушка, ошеломила его. Зимняя тоска, когда не радовали ни охота, ни осознание – худшее бремя сброшено, погнала барона в столицу. Он с трудом был готов признаться себе – до боли, безумия хочет увидеть Анну, убедиться – в ней живёт искра чувства к нему, или навсегда оставить надежду. Но теперь Владимир боялся поверить своим глазам. Много раз оскорблённая, отвечавшая колкостями, большую часть жизни считавшая себя подневольной и вырвавшаяся из клетки, как она встретит бывшего барина? Холодностью, вежливым удовлетворением, что за обиды расплатилась благодеянием? Или просто беспечностью юной девушки, радующейся успеху, свободе и богатству, позволяющему исполнять все капризы. Много раз воображая, какой увидит он Анну, барон не ждал одного – сияния прекрасных глаз, которых не затмить бриллиантам, волны нежности, захватившей его и заставившей позабыть – долговое ярмо лишь ослаблено, но не сброшено. Брак с княжной выгоден, о чём ей не замедлят напомнить и отравить подозрениями её сердце. Доводы разума на миг отпустили, Владимир склонился над девушкой, губы их сблизились, дыхание смешалось, но скрипнула дверь, и барон отстранился, шепнув:
- Простите, мне не следовало это делать…
- Почему… - разочарованно пробормотала Анна, но объяснения не дождалась.
В оранжерее стало невыносимо людно. Марфа Егоровна, встревоженная долгим отсутствием подопечной, отправилась на поиски, за ней вошли несколько любопытствующих. Анне пришлось пожаловаться:
- Зацепилась за ветку, еле освободилась… - и, увы, принять руку молодого человека, которому обещан был следующий танец.
Девушка успела заметить, как барон выходит через дальнюю дверь, и остаток вечера провести в беспокойстве – он ещё здесь или уехал. Под конец княжна пожаловалась на головную боль, извинилась перед хозяевами и уехала, одновременно разочарованная и окрылённая.
Ворочаясь в постели, застланной шёлком, девушка долго не засыпала, но утром, раскрыв глаза, засмеялась шаловливому лучику солнцу. Владимир любит её, без сомнения. Гордость мешает ему объясниться, но гордость – грех, и любовь сумеет его укротить.

Анна волновалась, как перед первым выходом в свет. Перемерив несколько платьев и доведя до отчаяния горничную, к которой обычно была добра, княжна самолично отдала распоряжения швейцару - не принимать никого, кроме барона Корфа, кухарке - намолоть лучший кофе, лакею - принести из кондитерской пирожные с розовым кремом, любимые Владимиром с детства. Марфа Егоровна без труда догадалась о цели переполоха и по привычке затянула:
- Молодой барон - редкий повеса. Слухи о его подвигах даже до нашего угла доходили, а имение...
- Не хочу слушать! - для убедительности Анна закрыла уши ладонями. - Мы с детства знаем друг друга, все его грехи - в прошлом.
Повидавшая жизнь дама поняла - следует остановиться и не рисковать местом.
----
Нетерпение княжны возрастало. Девушка то смотрела на часы, то подбегала к окну, сердясь на медлительность стрелки. Наконец, время, принятое для визитов, настало. Пробило полдень, и прозвучал мелодичный звон колокольчика. Княжна с трудом заставила себя не броситься к двери. Степенный лакей объявил: "К Вам барон Корф, барышня!", девушка еле шепнула: "Проси!" и поднялась навстречу вошедшему мужчине.
Владимир поздоровался, поцеловал руку хозяйке и её родственнице, принял приглашение сесть. Барон вежливо улыбался, но глаза его оставались серьёзными. Кофе и сладости позволили сделать паузу и взять себя в руки обоим. Анна задала вопрос первой:
- Вы долго не приезжали в столицу, почему?
- В ближайшие годы я не намерен часто появляться в Петербурге, только по делам, связанным с опекунским советом.
- Вы хотите заняться хозяйством?
- Да, я собираюсь расплатиться по закладной как можно скорее.
- Поместье оценено больше, чем сумма долга?
- Совершенно верно, обременена только часть земли. Но я не хочу продавать ничего и надеюсь устроить дела лучше, чем они велись при отце.
- У Вас, конечно, получится.
Барон слегка улыбнулся и продолжал.
- Как Вы нашли зимний сезон?
- Гораздо скучнее, чем ожидала. Признаюсь, город меня утомляет, а суета надоела гораздо скорее, чем можно было представить.
Молодые люди смотрели друг на друга, не обращая внимания на пожилую даму, сидевшую рядом. Им многое нужно было сказать, но этикет позволял лишь намёки. Через недолгое время Марфа Егоровна решила, что ей следует исполнить свой долг, особенно не чинясь.
- Всё это весьма интересно, господин барон. Вы намерены похоронить себя в глуши?
Анна поспешила вмешаться:
- Отчего же похоронить? В Двугорском уезде жизнь течёт совершенно иначе, чем в городе, но в ней есть своя прелесть. Люди, предпочитающие уединение, охотно избавятся от жертв тщеславию.
- Вы молоды, милочка…
- Я не ребёнок, и отлично могу понять, если требования света не совпадают с моими наклонностями.
- Ответ решительный.
- Довольно нескольких месяцев. В доме Ивана Ивановича я никогда не скучала так много, как здесь.
- Ну что ж… - дама сделала вывод, что сказала достаточно, и предоставила подопечную её судьбе. – Вы меня извините, погода меняется, поднимусь к себе, полежу.
Барон учтиво простился с Марфой Егоровной. Дверь закрылась. Владимир сдвинул тёмные брови и тихо произнёс:
- Княжна… - девушка затаила дыхание. – Анна… Анечка! – слова стали не нужны им обоим.
Горячие поцелуи заменили все объяснения. Нежность и накопившаяся за время разлуки тоска смешались в едином желании – не расставаться никогда больше.
- Володя, я ждала тебя каждый день…
- Я не мог приехать, пока не вернул долг.
- Долг… что из того? Не верю, что ты боялся сплетен.
- Я только надеялся добиться твоей любви…
- А я боялась… боялась, что мне приснились твои слова, там, в поле, когда ты вёз меня сквозь метель. В городе ничего не радовало, развлекали новые знакомства и всякие пустяки, и то ненадолго.
- Родная, если б я знал…
- Ты приехал бы раньше?
- Нет, - короткое слово прозвучало неожиданно жёстко. – Пока я был должен тебе, скорее позволил бы вырвать себе язык, чем признаться в любви!
- Глупый… думал, я тебе не поверю? Эти деньги… такая нелепость!
- Ангел мой, чистый, наивный ангел…
- Не такой уж наивный! В свете успела всякого понаслушаться!
- Неужели? – барон насмешливо изогнул бровь. – Девичьи тайны, недоступные грубым мужчинам?
- Самое интересное – как устроить, чтобы тебя скомпрометировал человек, за которого хочется замуж!
Они засмеялись вместе.
- Чувствую, мне бы не удалось увильнуть.
- А я… - Анна положила руки на плечи барона. – Не хочу даже думать, как могла жить без тебя!
КОНЕЦ