Яблочные превращения

Автор: Царапка (Шмель) Рейтинг: G Жанр: сказка Герои: Владимир, Анна, И.И.Корф, Полина, Сычиха. В некотором царстве, в некотором государстве, жил-был богатый барон Корф. Гордился Иван Иванович золотыми полями, зелёными лугами, тучными стадами, корабельными лесами, роскошными домами, а пуще всего детьми - единственным сыном и приёмной дочерью. И как не гордиться, если краше, ловчее и смелее Владимира Ивановича в тех краях спокон веку не помнили, а уж Анну Ивановну иначе, чем ангелом, никто и не называл - ни в сказке сказать, ни пером описать, такая красавица. Бывало, идут они рядышком, гуляют по саду, по лугу, вдоль речки, а люди на них налюбоваться не могут. Пройдут Анна с Владимиром мимо поля - жнецы спины разогнут, да смотрят, пока не скроются дети барона за поворотом, пройдут по деревне - крестьяне вздыхают от умиления, по дорожке лесной катаются - будто солнышко с неба спустилось, да в ветвях и запуталось. Не было в округе барышни, что не загадывала тайком на Владимира, и молодого барина не было, не мечтал бы который хоть об улыбке Аннушки. А им и дела-то никакого - только друг о дружке думали в юные свои годы. Любого строптивого коня шутя укрощал молодой барон силой и ловкостью, а названная сестрица самого его укротила кротостью да ласковою улыбкой. Соседи все уж решили - свадьба не за горами, но тут барон-отец призадумался. Был он, конечно, не молод, но и не древний старик, давно вдовствовал, и стали к нему сомнения приходить. Отчего его сын красив, как ясное солнце, ежели отец у него всю жизнь неказист? Баронесса покойная, правда, слыла раскрасавицей, да только милее родителю чадо дурное, но с отцом схожее, чем диво дивное не то в мать, не то неизвестно, в кого. Порой глянет Иван Иванович на Аннушку, и про себя размышляет: будь у покойной жены такие золотые волосы, не огорчался бы нынче отец тёмным волосам сына. Корфы ведь кто белокурые были, кто рыжие, пока в дом не вошла мать нынешнего наследника. От дум своих тяжких барон чуть не заболел. Всё мерещилось ему - соседи пальцем показывают и перешёптываются - где это видано, сокол от ворона не родится. И затеял Иван Иванович злое дело - поссорить молодых, разлучить, сына прогнать, на названной дочери самому жениться, и пусть родит ему Аннушка наследника настоящего, белокурого али рыжего. Задумался Иван Иванович крепко. Молодой-то барон нравом горяч, ежели заподозрит, что отец родной хочет разлучить его с Аннушкой, вскипит кровь, увезёт невесту - только и видели их обоих. Пока не повенчаются, не вернутся. Надобно дело похитрее представить, потихоньку наводить между голубками обиду, юные сердца остудить, глядишь, Аннушка сама жениха и прогонит. В скором времени получил Иван Иванович письмо от старинного друга, живущего в дальней губернии - захворал тот. Выждал барон время, когда Аннушка к соседской барышне на девичник отправилась, позвал сына: - Володя, беда. Граф Одноухов болеет, жалуется, боится помереть вскорости. Я бы к нему сей же час отправился, да поясницу свело - ни сесть, ни встать. Уважь старика, седлай коня, навести друга моего, поклон передай. - Всенепременно, батюшка, - со всем почтением отвечает Владимир, - Попрощаюсь с Аннушкой, и поскачу. Иван Иванович покачал головой: - Бог весть, как долго засидятся красавицы за девичьими беседами, и ехать к соседям совсем неучтиво - начнутся у них охи и ахи заместо разговоров о свадьбе. Езжай, я скажу Аннушке - дело спешное, она добрая девочка, не обидится. Владимир дальше не спорил, поцеловал отцовскую руку и отправился в путь неблизкий. Вернулась Анна домой, дивится, что встречает её один только приёмный отец, встревожилась: - Где Владимир? - Уехал, Анечка, друг ему написал, позвал в гости, он и уехал. - Как... - девушка удивилась, что суженый слова не сказал ей, но попрекать не стала, только вздохнула. Через неделю вручил слуга Ивану Ивановичу два письма. Первое - самому барону: «Дорогой батюшка! Граф в добром здравии нынче, благодарен Вам за внимание и заботу. Ювелир здесь живёт знатный, заказал я перстенёчек для Аннушки, ещё три дня погощу у Вашего друга, пока готов будет подарок, а через неделю - домой ждите. Ваш почтительный сын, Владимир Корф». Второе - Аннушке: «Суженая моя ненаглядная! Скучаю я без тебя, жду не дождусь увидеть глаза твои ясные, голос услышать ангельский, ручки поцеловать твои белые. Ещё три дня мне тосковать у графа в гостях, старика почтить надобно, да четыре дня на дорогу - и свидемся. Любящий тебя Владимир». Барон, конечно, воспитаннице ничего не сказал, письма сжёг, а к тому дню, что сын должен вернуться, позвал в гости соседей, князей Долгоруких, и говорит девушке: - Ты, Анечка, покажи князю Андрею, какие прекрасные выросли в нашем саду хризантемы. Молодой князь обрадовался несказанно, прежде он к Анне и подойти-то боялся. Владимир посмотрит строго, брови сдвинет собольи - у всякого душа в пятки. Анна в реверансе присела, она была послушная девочка, и повела гостя в сад. Андрей Петрович цветы нахваливает, ещё больше - красавицу, рядом с которой любой цветок - трава сорная. Анна его слушает из учтивости, а в мыслях - один только Владимир, почему уехал и ни словечка ей не сказал, вторую неделю ни одной весточки. Долго ли беседовали, коротко ли, да только как раз Владимир вернулся. Вошёл в гостиную, поздоровался с отцом, со старым князем, с княгиней, и удивляется: - Где же Анечка? А Иван Иванович будто бы простодушно: - С Андреем Петровичем по саду гуляет. Нахмурился молодой барон, пошёл в сад и видит: гость соловьём разливается, Анна слушает его, глазки потупив. Рассердился Владимир, подошёл быстро. Аннушка шаги-то услышала, признала, улыбнулась от радости, а Андрей Петрович решил - ему улыбнулась, в восторге схватил ручку нежную - и целовать. Девушка руку отнять не успела, а барон - тут как тут, сердитый, неучтиво оттолкнул князя: - Ты, Андрей, со мной поздоровайся, прежде чем с невестой моей любезничать. - Извини, Володя, о сговоре я не слыхал, - князь огорчился, будто с высокой берёзки его на землю - бух! - Скоро услышишь! Аннушка рада-радёшенька, к жениху прильнуть хочет, как зелёный плющ - к стройному дереву, но неловко при чужих-то глазах, да и обидно - на две недели пропал Владимир, а вернулся - сердится за простую учтивость. Губки надула, плечиком повела: – Пока мы не помолвлены, как полагается, ни одному кавалеру за мной ухаживать не зазорно! – Барон сверкнул синими своими очами, но ничего не ответил. Взял девицу за руку и повёл в дом. Иван Иванович глянул на них, обрадовался, и дальше плетёт чёрные сети: - Володя, дочка друга-то моего выросла? - Разумеется, батюшка, выросла. - Она стать обещала красавицей! - Истинная красавица, батюшка! - ответил Владимир, и на Аннушку глядит искоса, а та побледнела. Вскоре откланялись гости, Анна к себе ушла - не хотела с Владимиром разговаривать, боялась заплакать. Да только не спалось бедной, набросила она на себя лёгкое платье, и спустилась в залу, где гостей принимали, а Анна играла и пела им. Стояло там миленькое маленькое пианино, голос негромкий, но задушевный. Открыла красавица клавиши, села, играет тихонько, и чудится ей: «Глупенькая ты девочка, Аня. Владимир тебя одну только любит, чай и не заметил, красива графиня или чудища лесного страшнее, от хорошего воспитания её похвалил суженый твой, а ты и поверила», - пианино, стало быть, учит её уму-разуму. Играет Анна, на сердце-то легче, и чувствует - не одна она в зале. Обернулась - Владимир на неё смотрит. Встала Анечка, жених обнял тоненький стан, поцеловал алые губки, шепчет: - Я скучал без тебя, солнышко, ночей не спал, коня, бедного, чуть не загнал, когда возвращался, и с другим тебя увидал! - Володенька, извелась я за две недели, на каждый стук думала - не ты ли вернулся, князя Андрея не видела и не слышала, только как гостя его привечала... - помирились, стало быть. За завтраком опять молодые друг на дружку любуются, отцу - огорчение. Чуть позже Владимир к Ивану Ивановичу зашёл в кабинет и спрашивает: - Не пора ли, батюшка, нам с Аннушкой под венец? Листья облетят скоро, для свадьбы самое время. Я перстенёк заказал - как раз на тоненький пальчик! Ежели дозволите, сей же час приведу невесту мою дорогую, благословите нас в совете да любви жить. Посмурнел Иван Иванович и головой качает: - Анечке только семнадцать годочков, дитя она несмышлёное, этой осенью рано венчаться, подождём следующей, - а про себя думает: «В будущем году, глядишь, я пойду под венец с Анечкой!». Огорчился молодой барон, но перечить не стал, решил - уговорит старика, не осенью, так после Рождества свадьбу сыграет, а пока перстенёк Анне на пальчик надел - пусть все видят - невеста она. --- Иван Иванович козни свои не оставил, позвал Анину служанку и перстенёк украсть повелел. Анна, как поутру подарка жениха не нашла, света не взвидела, всюду по комнате ищет, завтракать не пошла, стыдно ей перед Владимиром. Суета поднялась на весь дом. Одни кричат: «Воры!», другие: «Разбойники!», хозяин успокаивает: - Откуда здесь воры? Слуги верные, запоры - надёжные. Аннушка сама перстенёк обронила - таких тоненьких пальчиков во всей губернии не сыскать. Стало быть, великовато ей было колечко, не беда, новое как раз будет! - думает, сам ей подарит колечко. Владимир хоть виду не кажет, а обида в сердце таится, что невеста кольцо потеряла. Ладно. Дальше - пуще. Старший барон служанку похвалил, одарил, и новое ей даёт поручение - обольстить молодого барина. Служанка эта, Полина, собой была видная, кровь с молоком, к Владимиру давно подбиралась, да он на неё не глядел даже. Узнав, что хозяин не только бранить не станет, а и похвалит, коли она красавца барона на грех совратит, последний стыд потеряла девка. В кабинет к молодому барону зайдёт - улыбается, заголит то руки, то ноги, то грудь - дескать, нечаянно расстегнулось платье, чуть в баню не пробралась - такая проказница. Да всё без толку - Владимир брезгливо поморщится и прогонит её - не любил он бесстыжих. Ладно, и Полька не лыком шита. Сговорилась служанка с барином, научила, что ему делать, он подивился хитрости женской и вдвое обещал одарить. В погожий денёк вышла в сад вся семья, Иван Иванович с Анной под руку, а Владимир рядом идёт. Тут отец просит: - Володя, что-то там в беседке мелькнуло, я не успел разглядеть. Посмотри ты, а мы с Аннушкой подождём тебя на скамейке. Молодой барон в беседку зашёл, а там - Полина. Стоит ни жива, ни мертва будто, на груди - огромный паук. Плаксиво эдак говорит сыну хозяйскому: - Ой, барин, спасите меня от этого чудища! Тот усмехнулся: - Ты бы ворот поднимала повыше, паук бы не забрался к тебе. - Ой, боюсь, укусит меня, вдруг ядовитый? - паук, конечно, безвредный был, девчонка сама его на грудь посадила - во как! Владимир пожалел Польку, решил снять насекомую страшную, поднял руку, коснулся груди, девка навстречу ему подалась, и тут старик подводит воспитанницу - ах! - Ты, Володька, бесстыдник, что делаешь! - притворно рассердился барон. Аннушка слова сказать не может, трясётся меленько, очами серыми жалобно смотрит - как же так? Владимир хотел на паука показать, а Полька насекомое неповинное в дальний угол отбросила, повалилась на колени и голосит: - Не погубите сироту горемычную! Я от барина молодого по углам прячусь, всё равно не даёт мне прохода! Людям на глаза показаться зазорно! Аннушка ладошками лицо прикрыла, слезами заливается, Владимир её обнимает, говорит: – - Не верь Польке, врёт она всё! Я паука с неё снять хотел, а так - глаза бы мои её не видели! Иван Иванович шумит: - Не потерплю непотребства в доме своём! - да в ту пору Аннушка жениху поверила, глазки мокрые на него подняла, улыбнулась, он её к себе крепко прижал, а Полька с Иваном Ивановичем рядом стоят, будто горчицей их силком обкормили. Видит отец - крепка любовь между сыном его и воспитанницей, да не оставил затей своих, рассудил - вода камень точит. Велел Полине в гости звать соседских служанок, угостить их на славу, да рассказать по секрету - скоро в дом войдёт молодая невестка. Младший барон жену богатую присмотреть хочет, самого лучшего рода, с приданым - на золоте чтобы есть и пить, раскрасавицу - не чета Анне. А отцовскую воспитанницу с рук пора сбыть - из милости вырастили, и довольно с неё. На что такому красавцу брать за себя бедную сироту? Служанки поахали, на языки у них напала чесотка, до домов своих едва добежали - и ну болтать! И поварам, и кухаркам, поварятам, лакеям, и ключницам, и конюхам, и мальчикам на конюшнях, каждому встречному и поперечному - и хозяйкам, само собой. Поднялся в поместьях переполох - барыни, у кого дочки, стали приданое считать, барышни - за наряды схватились, за зеркала, причёсывать приказывают себя по-всякому, и всё недовольны - ни у одной таких золотых волос, таких ясных глаз, как у Аннушки, нет. Владимира-то Ивановича всякая маменька рада в зятья взять, а уж всякая девица в мужья - и подавно. И господа неженатые приободрились - Анну первые богачи готовы под венец вести за её красоту, ничего больше не надобно. Аннушке проходу не стало - в девичьих горенках только и разговору, какая невеста барону Корфу под стать, а господа молодые всё к ней поближе подойти норовят, кто с букетом, кто с комплиментом, кто танцевать приглашает. И Владимира во все дома зовут каждый день. В тех краях и прежде господа любили плясать да застольничать, а теперь вдвое больше - и всюду барон Корф с детьми - гость желанный. Одна барыня хитра была. Дочка у неё именины справляла, самая богатая и знатная в округе невеста. Барыня говорит кавалерам: «Фанты тяните, дорогие мои гости, кому выпадет первый танец с княжной танцевать». Подстроила так, что Владимиру выпало. Аннушка чуть не плачет, всегда милый с ней танцевал первый танец, княжна от радости прыгает, гости шепчутся, а Иван Иванович тут как тут, тихонько воспитаннице на ушко: - Думал я, доченька, этой осенью справим твою свадьбу с Володей, а что-то отнекивается он - ты мала ещё, дескать. Осерчала Аннушка - как так, ей жених говорит, будто батюшка свадьбу откладывает, а отцу - другое совсем, подала руку первому кавалеру, что подошёл, и танцует с ним, улыбается. Осерчал и Владимир, ведь кавалер-то - опять князь Андрей! После первого танца вышел молодой барон на воздух вольный, тоску развеять сердечную, и слышит, как господа меж собой бахвалятся: кому Аннушка улыбнулась, кто ей ручку поцеловал, и кто слово нежное обронить успел. Свету не взвидел молодой барон - как это о невесте его говорить смеют, подбежал к ним, и ну кулаками махать! А кулак у него крепкий! Господа с перепугу в ответ машут, да только больше друг по дружке попали, чем по Владимиру. Шум, гам, скандал! Выбежали другие гости из бальной залы, хозяйка-княгиня заохала: - Что за безобразие - драка! Что случилось-то? Иван Иванович ввернул: - Будто из-за девки непотребной в трактире! Молчат драчуны - нельзя сказать, что из-за порядочной девушки они друг друга мутузили - ей стыд до смерти. За благородных-то барышень господа на дуэлях дерутся, а чтоб в кулачки - дело неслыханное. А на дуэль против Владимира не хочет никто - первый он и на шпагах, и на пистолетах. Стоят побитые, молчат. Праздник тем и закончился. Вернулись Корфы домой. Едва порог переступили, Иван Иванович сына ругает: - Осрамил ты меня на весь свет! У соседей драку затеял! Мне сказали - господа меж собой толковали чин-чином, когда ты накинулся на них с кулаками! Аннушка заступается: - Может, дурное они говорили! - Ангел мой, - поучает Иван Иванович, - Конечно, дурное, о таком, что тебе и знать нельзя! Володя связался со скверной компанией, с такими делами, что хоть режь меня - тебе не скажу! Владимир чувствует, что виноват, но спорит: - Я, батюшка, сгоряча на них бросился, чтоб за невестой моей ухаживать и в мыслях не смели! - Кабы за невесту - на дуэль бы позвал! Аннушка в слезах - не знает, чему верить - ведь о сговоре так и не объявили, вся округа гудит пересудами, а колечко потеряно. Полина услышала ссору, чует - её час настал, научила экономку, посулила ей денег и барскую милость. Старая ведьма в парадную залу ввалилась, и в крик: - Срамота, барин! Полька брюхата! Владимир сердится, рукой махнул, не до неё, мол: - Найти, на ком грех, и женить! - Не признаётся, бесстыдница! Полька за ней вошла, сарафан у живота натянула, а под ним - подушка, будто дитё! Барон ей: - Признавайся, негодница! Полина глаз кулаком трёт, в кулаке - луковица, слёзы чтоб шли, а другой руки пальцем показывает на Владимира. Аннушка в обморок - хлоп! Жених ей в лицо водой брызгает, кричит - враньё это всё! Очнулась девица, а Иван Иванович: - Верно, из-за Польки и драка была, она гулящая, Пелагея говорит - весь уезд к ней ходит, а мне-то и невдомёк! Владимир спорит - не касался он Польки распутной, нужна ему только милая Аннушка, Иван Иванович: - Опозорил ты седины мои, ступай прочь! Аннушка, в слезах, вторит: - Не желаю Вас видеть! У Владимира сердце упало: - Ежели Вы, Анна, видеть меня не хотите, то в доме мне делать нечего! - вышел вон, сел на коня и ускакал в темноту. Аннушка мечется - уехал! А вдруг на него впрямь наговорили со зла? Иван Иванович успокаивает: - Не кручинься, доченька, Володя горяч, остынет - вернётся, я прощу его, но сперва наказать надо за драку. Анна немного притихла, пошла в свою горенку, умылась, потом спустилась к миленькому маленькому пианино, поиграла, послушала голос ласковый, поверила, что Владимир её любит по-прежнему, вернулась в спальню и уснула спокойно. Владимир впрямь возвратиться хотел, поглядеть на любимую Аннушку, сказать - не виноват он ни в чём перед ней, а ежели не поверит - хоть проститься с душой своей по-людски, да Иван Иванович обхитрил сына. Достал старик украденный Полиной перстень, отдал слуге верному, велел подкараулить молодого барина у ворот, и научил, что сказать. Услышал Владимир, будто Аннушка подарок его обручальный не потеряла, а нарочно припрятала, чтобы с кавалерами ей быть посвободнее. А теперь, как выгнал отец сына родного, и приёмышу откажет наследство, захотела княгиней стать, и кольцо прежнего жениха ей без надобности. Померк свет Божий для очей его ясных, немило стало красное солнце, повернул коня молодой барон, и поехал, куда глаза глядят. --- Аннушка на другой-то денёк с самого утра беспокойная - дома не ночевал молодой барон, из слуг не видел никто его, это ей так по хозяйскому приказу все говорят. Уехал, с собой - ничего, только любимый конь. Иван Иванович к ней: «Не тужи, доченька, чай, у друга-приятеля погостить Володя решил, ждёт, пока мы сами его искать не начнём», а девица всё одно места себе не находит. Попросила горничную порасспрашивать соседских слуг, отдала ей золотые серёжки. Полина подарок-то взяла, а к вечеру пожимает плечами - дескать, в трактире заночевал молодой барин, и спозаранку в столицу отправился. Аннушка плачет, старик её утешает, соседские барышни в гости пришли - усмехаются. Так в тоске неделя прошла. Анна извелась вся, просит батюшку послать гонцов за сыном, а Иван Иванович времени зря не терял. Был в тех краях писарчук, что любую руку подделать умел, и велел ему барон письмо написать, будто от Владимира Ивановича. Ещё неделю говорил старик названной дочери, что ищет суженого её, у самого сердце болит за родную кровиночку, а потом принял вид пасмурный, и подаёт ей бумагу. Развернула листок Анечка ручками белыми, и задрожало девичье сердечко. Читает, дескать, встретил Владимир у графа в гостях княжну заморскую красоты неописуемой, богатую, как царская дочь, с роднёй знатной и сильной, и полюбился ей крепко. А теперь, раз батюшка его из дома прогнал, пошёл барон под венец без благословения родительского, и богатства княжны ему довольно. Пусть родовое поместье отец кому хочет оставит, а Владимир с супругой своей драгоценной в дальние края уезжает, поклон шлёт и в доме отчем просит не ждать. Об прежней невесте - ни слова, хоть доброго, хоть худого. Как прочла Аннушка письмо подложное, упала оземь и лежит, будто мёртвая. Слуги захлопотали, Иван Иванович перепугался, за доктором посылает. Отнесли девицу в её светёлку, уложили на мягкую перину, пришла она в чувство, да только три дня не вставала и маковой росиночки в рот не брала. Старик едва не покаялся, жалко ему Аннушку, уж подумывать стал впрямь сына искать, да на четвёртый день поутру собралась девица с духом. Встала на ножки свои резвые, умылась водицей студёною, одела платье нарядное, велела служанке себя причесать, и вошла к приёмному отцу в кабинет. Отворила Анна уста свои алые и молвит: - Коли, батюшка, Владимир меня позабыл, то и я о нём думать не стану. С кем сосватаете меня по Вашей волюшке, тому и буду верной женой. Иван Иванович всплеснул руками от радости, чуть было не проговорился, что за себя её хочет, да успел язык прикусить. Он ведь как рассудил: ежели сразу сказать Аннушке о свадьбе скорой, она, того и гляди, догадается - не стал бы Владимир в глаза ей глядеть, а в душе о другой помышлять, возвёл отец родной напраслину на него. От обиженной женщины всего ожидать можно - замуж пойдёт, а потом родит мужу негру африканскую заместо наследника. Лучше годок погодить, баловать девицу, потакать всякому капризу, подарками угождать - глядишь, и забудет она изменщика. А на другой жениться не подумал Иван Иванович - во как. Вышла Аннушка в сад, денёк погожий стоял, посмотрела на синее небо, и вспомнила ясные глаза своего милого, посмотрела на белые хризантемы - подумала о букетах, что дарил ей любимый, на розовый куст глянула - будто слышит голос Владимира: «Хороши наши розы, а с тобой не сравнятся, хороши хризантемы - ты белей и нежнее, солнышко ласково - а меня греет улыбка твоя, Аннушка». Нахмурилась девица, топнула ножкой: «Не стану смотреть на цветы, закроюсь от солнышка золотого, на синее небо не подыму глаз, а изменщика позабуду!». Повернулась и в дом пошла. Иван Иванович накупил девушке наряды богатые, одарил каменьями самоцветными, стал балы устраивать весёлые, музыкантов из города приглашать, чтоб не скучала, значит. На зиму отвёз её в стольный град Петербург - а там и гулянья, и маскарады, и театры, и всякие господские развлечения. Вокруг Аннушки кавалеры кружатся, как бабочки у цветка душистого, со всеми она учтива, со всеми ровна. Старому барону почудится - приглянулся кто девице, он тут как тут - в ком смешное найдёт, кто небогат, кто неловок, кто о картах думает много. Анна слушает и соглашается - всё одно Владимиру равных нет. Так и вернулась домой не просватана. А дома смотрит девица - нет в парадной зале её миленького маленького пианино. Стоит огромный рояль, чёрный, зубастый, ворчливый. Аннушка руками всплеснула, а барон объясняет: - Заметил я, ты меньше прежнего петь и играть стала, порешил - инструмент старый, расстроенный, такой умелице настоящий нужен, от лучшего мастера, чтоб хоть у государя императора не стыдно играть. Села Аннушка за рояль - что за диво! Чудится, будто в большом зале она, перед самыми знатными господами, и все в ладоши ей плещут, цветы дарят диковинные. Закручинилась девица - прежде, когда играла она на миленьком маленьком пианино, чудилось - рядом Владимир, забывалось, что он далеко и женатый. Встала, вздохнула, а виду не подаёт, тоску в сердце на донышке прячет. Поблагодарила старика, поцеловала в щёку его, про себя думает - верно, к лучшему. И чудно повелось. Как поиграет на новом рояле - будто подменили Аннушку нашу. Всё ей не так, всем недовольна, на прислугу кричит, а потом к себе убегает и запрётся на ключ, плачет. Иван Иванович стучит в дверь, Аннушка отворит, он подарок ей дарит, она успокоится будто, а ночью тайком на чердак, где стояло её миленькое маленькое пианино. Подойдёт, крышку погладит, вздыхает - пора забыть ей Владимира, а всё моченьки нет. Зима прошла, Масленицу отгуляли, отмолили Великий пост, встретили Пасху. Аннушка с виду весёлая, к благодетелю почтительная, к кавалерам, что сватов шлют, равнодушная. Как объявил Иван Иванович, что завещает Анне поместье, стала девушка лучшей в округе невестой. А старик хитёр - и сам ей говорит, что не видно достойного жениха, и кумушки его, за подарки - о том же. Едва доели в домах куличи, как Иван Иванович к Аннушке: - Девочка моя золотая, всё то печалюсь я. Кто тебя баловать будет, лелеять, чтоб ты никакой заботы не знала? - Вам, батюшка, виднее, - а сердце стучит, неужто просватал её приёмный отец? - Думал я думу долгую, ночей не спал, всё о тебе. Ты у меня - единственное сокровище, дороже чада родного, никому доверить тебя не могу. - Как же так, батюшка, Вам угодно меня в девицах оставить? - Аннушка удивилась, но, думает, из благодетеля воли не выйду. - Нет, Аннушка, нельзя красавице такой век заедать. Будь в доме нашем законной хозяйкой, баронессой, стало быть. Как повенчаемся, одарю тебя ещё лучше, каждому слову твоему угожу, о чём подумаешь только - всё по-твоему сделаю, - и кольцо ей протягивает. Анна сперва на шутку подумала, потом - что ей сон снится, а поняла, что не сон и не смех, показалось ей - тучи на небе плывут чёрные, а ведь день был погожий. Отвечает барону, а голос дрожит: - Нельзя нам венчаться, я Вас за отца почитаю. - Так я не отец тебе вовсе, пригрел сироту друга верного, а меж нами самого дальнего родства и то нет. Видит барон - Аннушка снега белее, огорчился и велел ей к себе идти, думу думать: - Я ли о тебе с малых лет твоих не заботился? Сыну родному обиды твоей не спустил, неужто оставишь меня одного на старости лет? Анна до поздней ночи лежала у себя на кровати, заливалась слезами горючими. А как слуги все спать разошлись, одела платье простое, другое в узелок завязала, и вышла тихонько вон со двора. За ворота ступила - а куда дальше - не знает. Направо пошла - там бурная речка, налево - лес дремучий. Прежде она одна не гуляла, всё с Владимиром, али с прислугой. Перекрестилась девица, да и ступила под зелёные своды. --- Идёт Аннушка по лесу, думу горькую думает. Идёт и не замечает - пропала тропинка, ни назад, ни вперёд пути нет. Испугалась девица - как к людям выйти, не знает, чудятся ей чудища страшные, голодные волки, да злые медведи. Увидела впереди просвет, побежала, выбежала на полянку, села на пенёк, сидит, плачет. В том лесу знахарка жила, по прозванью Сычиха, христианское имя её люди давно позабыли. Одни боялись её, ведьма, дескать, другие за травами от хвороб приходили, или же погадать. Сычиха варит зелье своё, бормочет, потом на крыльцо вышла, чует - неладно что-то в лесу. Чёрный кот мяучет жалобно, рядом с ним мыши пищат, ветер лесной будто вздыхает, деревья поникли, листочки дрожат. Подивилась колдунья, пошла чащу проведать - а там медведь под корягой ворочается, глаза жалобные, будто обидели лесного хозяина. Дальше - волки в кружок сели и тявкают по-щенячьи. А рядом с полянкой у старухи у самой глаза защипало, как от лука. Смотрит Сычиха - сидит золотоволосая девица, ладошками лицо прикрыла, а меж пальцев слёзы льются горючие. Рядом с ней зайцы ушастые, на плечах - белки пушистые, на колени рыжую голову положила лиса, всякий зверь плачет по-своему, да красавицу утешает. Сычиха руки девицы от глаз отняла, узнала, да спрашивает: - Как ты, Аннушка, здесь очутилась? О чём убиваешься, да зачем лес мне слезами изводишь? Всхлипнула Анна и жалуется: - Бросил меня мой любимый жених в прошлом году, а в этом приёмный отец на мне хочет жениться! Не хочу за него! Он нас с Володей запутал и прогнал сына родного! - За кого же ты хочешь? - усмехнулась старуха. - Хочу за Владимира! - ответила девица, а потом охнула, - Он ведь женатый теперь! - и опять плачет. - Ну полно воду солёную лить, - строго усовестила Сычиха, - Сырости в лесу и без слёз довольно твоих. Взяла старуха Аннушку за руку, привела в избушку, напоила, накормила, и спать уложила. Потом написала записку, позвала верную ворону и наказала отнести весточку Ивану Ивановичу – пусть забирает свою приёмную дочь, нечего неженке делать в дремучем лесу. Старик на радостях велел лучшую карету заложить, да седлать коней – в самую чащу только верхом можно пробраться. Вошёл в избушку, поклонился хозяйке, хочет Анну забрать, а та противится: - Лучше мне в лесу дрова собирать, лучше съедят меня волки с медведями, а замуж за старого не хочу! - Нужна ты больно зверям на обед, плакса солёная! - ворчит Сычиха. - Звери добрые, меня не обидят, лучше с ними жить, чем с мужем постылым! - упрямится Аннушка. - Глупая, в лесу ни ковров мягких, ни перин пуховых, ни сладких яств нет! - Всё равно! - опять плачет, а волки у самой избушки воют, коней пугают, и медведь уже рядом рычит. Осерчала колдунья: - Ты мне зверя не баламуть! Ступай домой! А ты, Иван Иванович, икону целуй, что не поведёшь Анну силком под венец! И забирай её, пока она мне тут весь лес слезами не залила! Нечего делать, поклялся старый барон не неволить приёмную дочь, а то медведь уж в окошко глядит – кто тут Аннушку обижает? Девица носик задрала, губки надула, прошла к двери, а пока с медведем и волками прощалась и благодарила их за заботу, Иван Иванович тихонько спрашивает Сычиху: - Не знаешь ли средства, чтоб Аннушка за меня пошла с охотой и радостью? - Дурень ты старый, где это видано? Ей молодой муж нужен. Ты бы её в невестки взял, а не в жёны наметил, был бы у тебя дома мир и покой, да и мне в лесу не стало бы переполоха. - Может, знаешь, ты ведь колдунья! Не поскуплюсь! Засмеялась старуха, ничего не ответила. Вернулись домой барон с названной дочерью. Иван Иванович к Аннушке и с подарками, и с уговорами, она не слушает и не смотрит, бровки сдвинула, ножкой топнула – не пойду! - и весь сказ. Села за рояль, поиграла, померещились ей знатные кавалеры, и говорит: - Хочу, чтобы муж мой был красивый, как ясное солнце! Храбрый, что и медведь ему уступит дорогу! Ласковым речам чтобы ветер дивился, а уму-разуму – министры государевы! - и пошла к себе в горенку. Опять в доме барона что ни день, то веселье и танцы, кавалеры Аннушке угождают, а она от них носик воротит – один лицом неказист, у другого язык заплетается, а третий вовсе не пара ей. Иван Иванович грустит, названная дочь веселится, а до свадьбы, как до небес далеко. Лето прошло, зазолотились деревья, крестьяне урожай в закрома понесли, и тут приходит к старому барону Сычиха: - Нашла я верное средство, - и подаёт ему два красных яблока, - Ежели яблочки эти румяные съешь вместе с Аннушкой, глядючи друг на дружку, станешь ей милее белого света. Обрадовался Иван Иванович, отвесил гостье червонцев, схватил плоды спелые, бегом к Аннушке побежал. Она у себя в комнате сидела у зеркала, наряжалась к прогулке. Поначалу и глядеть не хотела на яблоки привереда, потребовала апельсинов и ананасов, но яблочный дух по всей комнате разошёлся, да такой сладкий, что заморский фрукт горькой травой показался. Взяла девица румяное яблочко, надкусила, а Иван Иванович – другое, и смотрит он на неё, а она на него, значит. Закружились головы у обоих, боль страшная, а чуть прошла, чувствуют – мешает на голове что-то. Глянули друг на дружку, и ахнули, схватились за головы, бросились к зеркалу – беда! И у старика, и у девицы – по паре рогов! У Ивана Ивановича – длинные, загнутые, как у козы, у Аннушки один прямой, остренький, другой – завитком. Закричал старик дурным голосом, кинулся ведьму искать, да её и след простыл. А рога-то длиннющие, никакой шапкой их не прикрыть, и волосами не зачесать. Перепугался барон – срамота, людям на глаза нельзя показаться, Аннушка плачет – за что ей наказанье такое. Зовут докторов именитых – никто рогов вылечить не умеет. Пилой пилить пробовали – не пилятся, только длиннее растут. Нечего делать. Объявил Иван Иванович на весь белый свет – и через газеты, и через знакомых, и докторам всяким. Кто излечит его с дочерью от страшной болезни, за того и отдаст он красоту несказанную, и всё поместье – в приданое. Не до свадьбы стало ему, не до наследника, только б рога козьи избыть, мальчишки чтоб не показывали пальцем. Облетели все листья, скоро быть снегу, а доктора нет всё, и Сычиха-злодейка пропала. Грустят Иван Иванович и Аннушка, и яства не сладки, и наряды не греют. Совсем закручинились, и тут заходит в дом человек страшный. Шапка чёрная, огромная борода, глаза сверкают, как у разбойника, кричит: - Кто тут болен? - а голос громом гремит, - Я лекарь знатный! Задрожал старик: - Точно ли лекарь? Можешь избавить меня от рогов? - Могу и избавить, могу прирастить, - смеётся пришелец, - Ты, старик, вижу, колдовства злого объелся? Вздохнул барон, признаётся: - Ведьма обкормила меня волшебными яблочками. Обещала, что я девице-раскрасавице мил стану, и заколдовала обоих. - Что за красавица? Не та ли, что мне обещана? А ну-ка позвать её сюда! - приказывает разбойник, да так грозно, не моги слова сказать поперёк. Вышла Аннушка к гостю, насупилась: - Какой это лекарь? Это медведь из чащобы лесной! - Ишь ты, какая сердитая! - смеётся пришелец, - Ну, так уж и быть, женюсь на тебе, буду держать в строгости, мне строптивая жена не нужна! Девушка глазками сверкает в ответ: - На мне самые благородные господа жениться хотели, и князья, и графы! Знать не желаю разбойника! - и головку от него отворачивает. Лекарь в ответ: - Женихи давно в твой дом дорогу забыли! Не нужна им рогатая! - А мне чудище лесное зачем? Другой доктор найдётся! - Нету, красавица, другого, во всём свете нет, не то уж давно прибежал бы за приданым твоим! Аннушка – ни в какую, не верит, а Иван Иванович взмолился: - Избавь от позора меня, доченька! Моченьки нет мне с рогами ходить! Девушка подошла к роялю, играет, глазками смотрит сердито. Осерчал и разбойник. - Коли в рогах хотите ходить, на здоровье! Найду себе другую жену! - и уходит будто бы. Барон возопил: - Аннушка! Та вздохнула. Хоть и капризница, да рога голову жмут, и старика жалко ей. Кивает – ладно, мол, согласная я. Подаёт разбойник два яблока, лечебные, значит. Испугались было старик и девица, да нечего делать – пришлось надкусить. И в миг упали на пол рога, а разбойник шапку-то скинул, бороду прочь бросил – она у него была накладная, и видят все – Владимир вернулся! Ещё краше стал, глаза сверкают, как молнии. У Аннушки сердце стучит, не знает, сердиться, аль радоваться, вспомнила обиду свою, и опять за рояль села, хмурится. Барон молодой осерчал: - Ты, Анна, про нашу любовь позабыла, буду я тебе мужем суровым, а рояль этот пусть тотчас на дрова порубают! - думал, девица опять спорить начнёт, а она радуется: - Избавьте меня от этого чудища! Спасибо скажу! А за Вас, Владимир, как я пойду – Вы ведь женатый! - Да кто ж навёл на меня такую напраслину! - барон молодой изумился, а девица ему на шею – прыг! - Так нет у тебя богоданной супруги? Вздохнул Владимир, и говорит грустно: - Как вернула ты, Аннушка, перстенёк обручальный, пошёл я по белу свету тоску-кручину развеять. Поступил государю на службу, и поехал в дальние страны. Был я в Персии, дошёл до самой Индии. Видел девиц-раскрасавиц, а тебя не забыл, видел каменья самоцветные, тебя вспоминал. Посмотрю на алмазы – будто глаза твои блещут, увижу рубины – губки алые твои мечтаю поцеловать, да что там каменья... Каждый солнечный лучик что локон твой золотится, цветы диковинные – твои щёчки румяные, весь год о тебе только и думал. Справил службу верную, наградил меня государь и золотом, и каменьями, а мне без тебя не милы ни богатство, ни слава. Вернулся я хоть одним глазком тебя увидать, навестил старуху лесную, признался ей – хоть и обидела меня Аннушка страшно, всё одно не забыть мне её. Она и дала мне волшебные яблочки. Только, Аннушка, если другой тебе по душе, неволить не стану. Анна не может глаз от любимого отвести: - Володенька, как же так? Не возвращала я перстенька, весь год о тебе тосковала, как прочитала письмо твоё... Смотрела на ясное небо – глаза твои видела, смотрела на цветы душистые – руки твои вспоминала, играла на миленьком маленьком пианино – ты будто рядом стоишь. Не надо мне красного злата, не надо каменьев самоцветных, только бы с тобой век вековать. Тут Иван Иванович повинился: - Простите, дети, старика неразумного. Попутал меня бес, захотел я сам жениться на Аннушке. И перстенёк по моему приказу украден, и письмо подложное писарчук написал. Услышали Владимир с Анной, что нет между ними неверности и обиды, всё глупый отец намутил, расцвели прежней любовью, да на радостях старика и простили. Поцеловал молодой барон невесту в уста её сахарные, надел на пальчик перстенёк драгоценный, а вскоре и свадьбу сыграли. Весь уезд пригласили веселиться и танцевать, колдунью Сычиху – первую. И пианино с чердака поставили в парадную залу. Три дня свадьба гуляла. То есть гуляли-то гости, конечно, а молодые, как из церкви вернулись, часок за столом посидели, часок потанцевали, а потом их неделю не видел никто. Старик один гостей потчевал. Стали жить-поживать Владимир и Аннушка, и добра наживать. Все соседи, крестьяне, и звери, и птицы ими любуются, на любовь-то их радуются. А Иван Иванович, бывало, посадит на одно колено белокурого внука, на другое – темноволосую внучку, и рассказывает им сказку про волшебные яблоки. Что ещё старику надо-то? КОНЕЦ Пара слов в послесловие. Сказку сначала я хотела написать как небольшой фарс-пьесу, с одной сценой. Предполагалось, что Анна - капризная балованная девица, Владимир выгнан задолго до начала пьесы. Вылечив Анну и заручившись обещанием выйти за него замуж, барон требует выбросить рояли и не терзать его уши пением. Анна приходит в восторг, потому что с детства музицирование терпеть не может - ИИ её заставлял, и петь не любит - предпочитает мороженое. Все довольны. Но потом решила – пока с меня хватит пьес, и взялась за прозу. Стилизовала под сказки, собранные Афанасьевым и не обработанные. Там очень забавное смешение волшебства и примет уже довольно позднего времени – века XIX по крайней мере. В результате любовь получилась сказочная, и задуманный подарок к Новому году слишком разросся. Вот я и решила его выложить, а в праздничную тему ещё что-нибудь напишу.